Но группы были. Были, несмотря ни на что, и Валера прыгал с группой, с которой он тренировался с самого детства. Он и в авиацию, оказывается, пошел после этого самого аэроклуба. Только вот женщин в этих группах практически не было, точнее, было всего две – профессиональная спортсменка в возрасте, уже уходившая из большого спорта и использовавшая клуб как базу для поддержания формы, старая знакомая тренера, и еще одна молодая, очень угрюмая, мужеподобная, тренировавшаяся тут со школы, к ней тренер явно благоволил, и расположение его проявлялось именно в том, что он не делал никакой разницы между ею и мужчинами – так же материл ее за любое неправильное действие, как и всех. Я никогда не занималась спортом, и для меня все эти отношения были в новинку.
В другие клубы, которых в Питере было, слава богу, несколько, женщин принимали, и иногда даже довольно охотно. Вот туда меня и гнал тренер: «Иди, иди, к Ковалеву иди, к Лошенко иди, мне ты тут не нужна!» – но я, разумеется, никуда идти не хотела, мне же и нужно было сюда, потому что Валера здесь. Самому Валере я поначалу ничего не сказала, хотела поступить сама и явиться неожиданно. Но в конце концов он меня увидел у ангара, ожидающую очередного разговора с тренером.
– Опять ты! Вездесущая! Что на этот раз? У меня язык прилип к небу. Со столькими разными людьми я уже научилась разговаривать за это время – только не с ним. Но делать-то нечего.
– Извини. Я все время попадаюсь на дороге, я знаю. Но я не к тебе, я к Полторацкому. Опять проситься пришла.
– Прыгать хочешь?
– Хочу. Нам в колледже посоветовали, как допподготовку, – соврала я наконец.
– Советчики. Что советуют, обеспечивать надо. Что, базы у них своей нет, конечно?
– Нет. Но я очень хочу.
– Ты вообще много чего хочешь, как я погляжу.
– Ну что поделаешь, Валера, – такая уж я уродилась.
Весь это разговор был, конечно, совсем про другое, не про прыжки и не про подготовку, и это он понимал. Я сказала, что «уродилась», и отвернулась от него, чтобы не видеть и чтобы не просить больше глазами. Он понял и сказал мне в спину:
– Не могу. Не могу сейчас. Потом поймешь почему. И даже здесь попросить за тебя не могу. Полторацкий мне голову оторвет, из клуба выгонит, если за женщину просить стану. Это тебе не колледж.
– Почему выгонит?
– Иваныч женщин не берет. Из принципа. Считает, что это плохо влияет… В общем, не хочет он с женщинами работать – и из-за себя, и из-за нас. Светка – исключение, ее как женщину не воспринимает никто и никогда не воспринимал. Вот он сейчас придет, увидит, что я с тобой говорю, – и все. Полетят клочки по закоулочкам, будет мне первое предупреждение, а второго у него не бывает. Погонит, правду говорю. У него условие – чтобы без баб. А у меня и так репутация…
