Багатур все еще щерил редкие зубы, но глаза его были мертвы. Со щек витязя, покрытых первым пушком, медленно стекал румянец…
Изломанные трещины, словно желтые молнии, перечеркнули трехмерное пространство. Они быстро расширялись, поглощая поле битвы. Грохот и выкрики незаметно перешли в гром ракетных двигателей. На экране возникли те же юноши, русский и татарин, облаченные в голубые комбинезоны. Они серьезны, спокойно переговариваются, следя за показаниями приборов. Камера любуется космонавтами, показывает их то крупным, то средним планом… Взрывается музыка, по экрану снова бегут желтые молнии. В нарастающем лязге клинков продолжается злая сеча у деревни Грюнвальд.
После окончания фильма Баграт Сванидзе открыл шторку на иллюминаторе. Восхищенно поцокал языком:
— Вот это кино, а? Давно я так не волновался!
Командир корабля Красов неопределенно покрутил головой и поплыл к выходу.
— Буду у себя, — бросил он. — Погляжу что и как.
Жгучие солнечные лучи, пройдя через иллюминатор как сквозь увеличительное стекло, воспламенили роскошную шевелюру Михаила Ломова. Цветом и формой она напоминала соломенную копну. Волосы были подрезаны низко над бровями, но полностью закрывали шею и уши, кокетливо выгибаясь на концах. Создавалось впечатление, что Ломов из озорства нахлобучил парик с чужой головы. Соломенная копна никак не сочеталась с продолговатым лицом, тонким горбатым носом и впалыми щеками. Еще более странно было видеть под поморской челкой крутые дуги бровей, словно выведенные тушью, и совершенно черные итальянские глаза, которые давали повод называть Ломова Микелем.
Потянувшись гибким сухим телом, затянутым в голубой комбинезон, Ломов спросил:
— Вы обратили внимание на нерешительность короля Ягайлы? До последней минуты он надеялся на мирные предложения. Не хотел напрасно лить кровь.
— Что в этом хорошего? — спросил планетолог Галин. — Разве можно перед решающей битвой проявлять слабость?
— И это говорит корабельный врач…
— На войне как на войне!
— Татарин в последнем эпизоде совершенно похож на Гала, — сообщил Баграт Сванидзе.
Галим Галин был слишком массивен, поэтому всегда забивался в угол, чтобы не занимать много места. Он потеребил кудрявые волосы:
— Неужели я настолько дик образом?
— Все это ерунда, — оборвал их Ломов. — Я тоже похож на смоленского витязя. Ну и что? Лучше скажите, что вы думаете об этом эпизоде, который я назвал бы экстраполяцией в будущее?
— Здесь все понятно. Авторы фильма хотели подчеркнуть, что война колоссальное зло. На земле живут многие народы, и самое правильное для них добрососедство и сотрудничество. Как сейчас.
