Он ушел в избу с этой далекой песней, плывущей над ночной деревней, утихла его обида на Клавдию, он горько признал, что жизнь неумолима в своем движении, и как хорошо, что хоть иногда над Нелидово еще звучат молодые голоса, помнящие старые песни.
Удовлетворенный, он уснул.
Разбудила его Клавдия.
- Не ругайся, иду в школу, иду. чера алентина приезжала, сегодня уедет - ей в городе хорошо, с ребеночком сидит, доллары получает. Хотела с итькой попрощаться перед армией, а он упился, в сарае валяется.
- На что он тебе такой, Клавдия?
- Найди другого. Где найдешь? се вокруг такие. Или в тюрьмах сидят… Она выбежала на улицу, встретила алентину, которая бежала, обливаясь потом. Андрей Иванович окликнул ее, но она не остановилась:
- Извини, Иваныч, опаздываю, хозяйка на день отпустила. Последи за итькой, а?
- За ним следи - не следи… Твоя бабка просила туалетную бумагу…
- Привезла… Дворянка она у нас! Бегу, Иваныч, бегу…
А бежать-то ей до автобуса несколько километров. А дальше целый день на железной дороге маяться.
…Через две недели занятия в школе закончились. Клавдия готовилась к выпускному вечеру, перебирала свои и материны платья. ытаскивала из сундука, из кладовки забытые, лежалые платья, но найти ничего не могла. се эти старые наряды, бережно хранившиеся долгие годы, выглядели не то что бедно, а нищенски. Плесенью от них пахло.
Наконец, она сняла с вешалки в шкафу заветное свадебное платье матери, которое ера сама себе сшила перед свадьбой и в котором они с Андреем отправились в загс, сопровождаемые всей деревней. Мужики нашли где-то старые крытые барские сани, старательно отремонтировали, поставили на колеса, запрягли в эту карету тройку лошадей и помчались с бубенцами в район. ера была неотразима в своем простеньком ситцевом платьице, что-то в нём было оригинальное, свое - то ли кружева на рукавах и на подоле, или пояс на ее узкой талии. Забыть те мгновения, как она поднималась по лестнице к дверям загса, осознавая свою привлекательность, невозможно. И сейчас, когда Клавдия сняла с вешалки это платье, Андрей Иванович чуть не вскрикнул: "Не надо, не трогай". И в тоже время увидел, что и это заветное платье, которое держала в руках дочь, потеряло свой блеск, свою красоту, провисев долгие годы в тесном шкафу.
Клавдия посмотрела на отца, как бы спрашивая: "Я примерю?" И он кивнул в ответ.
Она надела платье и преобразилась, он увидел свою молодую жену и увидел Клавдию - дочь, вдруг впервые поняв, что перед ним не девочка, а девушка, длинноногая, узкая в талии, высокая в шее, красавица. Она была не то чтобы похожа на мать, а лучше, изящнее, тоньше, чем ера, которую он выносил из загса на руках. Сердце дрогнуло не от радости, а скорее от скорби, может быть, досады, что эта красавица, его дочь, далека от него своим неожиданным новым обликом и скоро отлепится от него, оставив в последнем одиночестве. И странно, будто возревновал к мифическому будущему.
