«…Я возлагаю на него большие надежды. Представь себе, вокруг болота растут кусты с большими красивыми листьями, и постепенно болото исчезает, высыхает. Вот чудесно будет! Ни топи, ни бросовых земель, ни комаров с малярией — ничего! Листья большие, поверхность испарения большая, и кусты выкачивают лишнюю воду из почвы.
Остановиться ты можешь в селе Пеньки, первый дом у дороги с раскидистой березой у крыльца. Хозяйка — Матрена Петровна — приветливая, говорливая. Передай ей от меня привет. Жду ответа.
Твой Алексей».
Семен отложил письмо Белогорского, осторожно вынул акварель из рамки и прочел на обороте:
«Дорогой мой! Я запоздал с рисунком. Мне хотелось нарисовать куст в полном цвету. Я ждал. Но не дождался. Война. Обойдемся пока без цветов. Он такой необычный. Ты прав, если и сфотографировать его, то все равно он будет казаться нереальным.
Твой Валентин Урасов».
Семен осторожно скатал акварель в трубку, вложил в нее пожелтевший листок письма, обернул газетой.
Потом достал из кармана свежее письмо, адресованное ему, Семену. Обратный адрес на конверте: «Саратов, Геологическое управление, Геологопоисковая партия № 5. В. Урасову».
«Уважаемый товарищ!
Растение это из третичного периода (был такой период в геологической жизни нашей планеты). Каким образом Вы узнали о растении, не представляю себе!..»
Семен перечел конец письма:
«Я отдал семечко своему товарищу, чудесному человеку — ботанику и мечтателю — Алексею Белогорскому и попросил посадить. К сожалению, война разбросала нас… Мы назвали его „Дагмара“.
Уважающий Вас В. Урасов»
Перечитывать все письмо Семен не стал. Итак, куста, видимо, больше не существует. Вряд ли сохранился тот ленинградский росток. И где его искать?
Никаких сведений о втором товарище Белогорского — Игоре нет. Но кто бы мог подумать, что у этого растения такое диковинное происхождение? И как жаль, что они с Леной не уберегли его. Эх! Знать бы раньше. Как расстроится Лена, когда Семен расскажет ей все, что узнал за эти дни. И тем не менее пора ей рассказать.
Семен с радостью подумал, что, наконец, увидит Лену. И тут же ему стало грустно, что поиск окончен, что с таким увлекательным делом придется расстаться.
Маленькая девочка больна. Ей жарко. Комната невысокая, два окна обращены на север в тенистый сад, мерно гудит вентилятор. Все сделано так, чтоб было больше прохлады в детской. Но прохлады нет. В солнечном южном Ташкенте очень жарко. Даже цветы в искрящихся вазах быстро никнут и вянут. А тут еще жар. На цыпочках, хотя на ногах только легкие сандалии и кругом ковры, в комнату входит отец. Он молча смотрит на красное лицо девочки с прилипшими ко лбу волосами, на ее полузакрытые глаза и уходит. Он бессилен помочь ей. Проходит в другую комнату, садится за рояль. Руки слегка касаются клавишей. Звуков нет: нельзя тревожить девочку. Да и можно ли сейчас думать о работе, о предстоящей лекции, о книгах. Девочка больна. Этот грипп вывел из строя многих людей. Может быть, лучше поместить девочку в больницу? Нет, нет, в привычной обстановке она поправится скорее. Врачи делают все, что нужно. Жена скоро придет. Пока он снова пойдет к девочке и посмотрит. Те же осторожные шаги…
