Конечно, Койпу. Не Слэйки, а Койпу. Что мне еще оставалось? Только надеяться. Но если это дело рук Койпу, почему он забрал только Анжелину, а меня оставил? Должна быть записка… хотя бы записка! Я забегал по полянке, расшвыривая битое стекло. Ни записки, ни следов.
А потом долго, очень-очень долго ничего не происходило.
Я хихикал от страха и избытка кислорода. Ну-ну, Джим, успокойся. Не надо так волноваться. Я сидел на расчищенном участке, где совсем недавно мы лежали с Анжелиной, и старался дышать помедленней. Еще разок хихикнув, я умолк. Навалилась тоска. Дни на Стекле коротки, но этот мне показался самым длинным в моей жизни. Наступили сумерки, и я, должно быть, задремал, свесив голову на грудь. Просто сил не осталось из-за треволнений, голода и всего прочего. Слишком большая беда на меня обрушилась. Как ни крути, есть предел человеческой стойкости.
— Папа! Вот ты где, — сказал Боливар.
Я поморгал. Нет, я все еще сплю. Вижу сон.
— Папа, ты цел? Надо поторапливаться. Это не сон! В меня точно новую батарейку вставили. Я бросился к Боливару, схватил… и не удержался на ногах. Он тоже. Мы повалились… на мягкий ковер в светлом гостиничном номере. Я так и остался на полу — глядеть на профессора Койпу, который восседал за пультом, и на улыбающуюся Анжелину.
— Надеюсь, ты успела приготовить что-нибудь вкусное? — беспечно проговорил я. Мне не верилось, что все кончилось, что моя жена цела и невредима.
Она опустилась на колени и взяла меня за руки.
— Прости, что мы так задержались. Профессор говорит, у него были неполадки с машиной.
— При настройке допустил ошибки, затем они разрослись, — произнес Койпу. — Но с каждым новым запуском — все лучше.
— Папа, подкрепись. — Боливар помог мне встать и протянул огромный сандвич с ростбифом. Я зарычал и, захлебываясь слюной, оторвал здоровенный кусок.
— М-м-м-м! Райское блаженство! — Я схватил за горлышко протянутую сыном бутылку пива и все глотал, глотал, глотал… пока не отморозил кончик носа.
— Садись за стол. — Анжелина придвинула стул. — И не слишком быстро ешь, а то плохо станет.
— Хамфамжум?..
— Я не могу с тобой разговаривать, пока у тебя рот набит. Ешь помедленней, вот так, а я расскажу, что случилось. За мной пришел Боливар. Он сказал, ждать некогда, машина вот-вот разладится, у него считанные секунды. Я не хотела уходить, но он меня схватил и утащил. Потом профессор очень долго возился, я представляю, каково тебе было. Но все закончилось хорошо, мы вместе, волноваться больше не о чем.
