Слышалась из радиоточки сентиментальная песня из какого-то детского фильма. На борт «транспортника» тем временем загружали «трехсотых». Без рук, без ног, с обожженными лицами. В сопровождении медицинских работников тяжелораненых везли в Союз. Комполка, вислоусый полковник Зудин, что-то говорил в напутствие, но Сафронов не слышал теплых командирских слов, так как стоял на большом расстоянии.
– Прощай, командир, – неожиданно произнес стоявший рядом Максимов.
И Сафронов заметил, что солдаты комендантской роты несут «груз двести» – наглухо закрытые цинковые гробы. Капитан Крылов, солдат-радист и водитель. Без последних залпов и речей. Все это было впереди. Каждого из погибших должны были торжественно, со всеми воинскими почестями предать земле на их родине.
– Старший щитонос[13] сказал, что дело будет закрыто, – проговорил Федор. – Иначе, говорит, командир ваш не героем будет, а подследственным, считай, неумехой, погубившим себя и двух пацанов. Ни ордена ему, ни вечной светлой памяти… Так и сказал, законник хренов.
– Рация была исправна, – произнес в ответ Сафронов. – Так ведь, Федор?
Максимов не ответил. Несмотря на то, что за последние дни прапорщик и лейтенант заметно сдружились, разговаривать сейчас не хотелось. Три дня назад все трое, включая переводчика Королькова, подали командованию и руководству особого отдела рапорты, в которых подробно было изложено все, включая допрос. Ответа до сих пор не последовало.
Оно уйдет неслышно
Пока весь город спит.
И писем не напишет.
И вряд ли позвонит.
Грустная песенка продолжала звучать в радиодинамике. Ответ на поставленный популярной в Союзе певицей вопрос оказался сейчас перед глазами Сафронова. В «груз-200», в «груз-300» уходило детство…
– Слыхал я, закончили вас терзать? – послышался голос складского прапорщика Михеича, подошедшего к Максимову и Сафронову.
– Все в порядке, Михеич, – отозвался Федор. – Щитоносы – они и есть щитоносы. Вместо нас в рейд не пойдут.
– Правильно, – кивнул Михеич. – Надо же кому-то воевать! А ведь в этой каше замешан Вадик Парфенов, лейтенант-генералыч. Тот, которого ты, лейтенант, на место поставил.
– Его даже не допросили, – зло откликнулся Сафронов. – Он вроде как в увольнении законном был, заставу проверил за час до нашего столкновения… Чистенький, гад.
– Ты его лишний раз не задевай. Эти сынки генеральские никого не пожалеют. У них одна фраза: одного солдата убьют – бабы русские еще сотню нарожают… У тебя, Сафронов, батя кто?
