В то время, как мы пили пиво и, облокотившись на столик, посылали друг другу в лицо клубы дыма, слуга доложил, что карета подана; немец встал, проводил меня до двери и только у ее порога спросил:
- Куда ви едите?
Я объяснил ему.
- Ха, ха, - продолжал он, - ви увидите монахоф, они шудные люди.
- Почему чудные?
- Да, да, они едят в шернилницах и спьят в шкапах.
- Что это значит, черт возьми?
- Увидите.
Он пожал мне руку, пожелал счастливого пути и захлопнул дверь своего номера. Я так и не добился от него никаких разъяснений.
Я зашел проститься с Жакото и выпить у него чашку шоколада. Хотя я не так уж много заказывал в кафе, где он работал, Жакото преисполнился ко мне уважением, ибо я сказал ему, что пишу книги; узнав, что я уезжаю, он спросил, не напишу ли я чего-нибудь о водах Экса. Я ответил, что это маловероятно хотя и возможно. Тогда он попросил меня упомянуть о кафе, где он был старшим официантом, что, несомненно, принесет большую пользу его хозяину; я не только дал ему такое обещание, но и обязался в меру своих сил прославить лично его, Жакото. Бедный малый даже побледнел при мысли, что его имя будет напечатано когда-нибудь в книге.
Общество, которое я оставил в Эксе, представляло собой диковинную смесь различных социальных слоев и политических убеждений. В большинстве была потомственная аристократия, преследуемая и понемногу вытесняемая аристократией финансовой, которая идет ей на смену, - так на скошенном поле прорастает новая трава. Словом, карлисты выделялись своей многочисленностью.
Сразу за ними шла партия собственников, состоящая из богатых парижских купцов, лионских негоциантов и владельцев металлургических заводов Дофине. Все эти славные люди чувствовали себя весьма несчастными, не получая в Савойе "Конститюсьоннеля"*.
______________
* В Савойю поступают лишь две газеты - "Газетт" и "Котидьен" (Прим. автора.)
Бонапартистская партия также имела нескольких представителей в этом парламенте критиканов. Бонапартисты сразу бросались в глаза недовольством, составляющим основу их характера, и следующими ироническими словами, которые они вставляли в любой разговор: "Ах, если бы изменники не предали Наполеона!" Они - честные люди, ничего не видящие дальше острия своей шпаги; они мечтают о повторении триумфального возврата с острова Эльбы для Жозефа или Люсьена, не ведая, что Наполеон принадлежит к историческим личностям, которые оставляют после семью, но не наследников.
