Только двое из нас предприняли это последнее восхождение, хотя оно было и не труднее проделанного нами пути; дело в том, что вид с вершины обещал быть не лучше того, который мы имели перед глазами; впрочем, и он не вознаградил нас за усталость и полученные ссадины; итак, мы предоставили двум смельчакам взбираться на эту колокольню, а сами уселись на землю, чтобы вытряхнуть камешки из обуви и вытащить колючки из одежды. Между тем наши альпинисты овладели вершиной горы и в доказательство своего подвига развели там костер и выкурили по сигарете.
Четверть часа спустя они присоединились к нам, так и не потушив костра: им хотелось знать, будет ли виден снизу его дым.
Мы наскоро перекусили, после чего проводники спросили нас, какой дорогой мы желаем вернуться - прежней или другой, более длинной, но зато более легкой; мы единодушно выбрали последнюю. В три часа по полудни мы уже были в Эксе, и двое наших приятелей, стоя посреди площади, с гордостью взирали на дым своего сигнального огня. Я спросил своих спутников, дозволено ли мне теперь, когда я вдоволь развлекся, отправиться на боковую. Ввиду того что все они испытывали ту же потребность, мне было отвечено, что препятствий к этому не имеется.
Уверен, что я проспал бы тридцать шесть часов подряд, как Бальма, если бы меня не разбудил громкий шум. Я открыл глаза, было темно; я подошел к окну и увидел, что все население Экса высыпало на площадь; все говорили разом, вырывали друг у друга зрительные трубы и задирали голову, рискуя свихнуть себе шею. Я решил, что произошло лунное затмение.
Я поспешно оделся, чтобы не пропустить интересного зрелища, и спустился вниз, вооружившись подзорной трубой.
Красноватые отблески озаряли ночь, небо, казалось, было в огне, Дан-дю-Ша пылала.
Тут кто-то коснулся моей руки; я обернулся и заметил наших товарищей, зажегших сигнальный огонь на вершине горы; они мимоходом кивнули мне. Я спросил, куда они торопятся; один из них рупором сложил руки и крикнул: "В Женеву!" Я сразу понял, в чем дело: стало известно, что они вызвали пожар на Дан-дю-Ша, и Жако-то потихоньку предупредил их, что король Сардинии весьма дорожит своими лесами.
Я перевел взгляд на младшую сестру Везувия: это был, правда, второстепенный, но премилый вулкан.
Ночной пожар в горах одно из самых великолепных зрелищ, какое можно увидеть. Пламя свободно разгуливает по лесу, словно гидра протягивает во все стороны свои огненные головы, подползает к попавшемуся на его дороге дереву, взбирается вверх по стволу, лижет своими сверкающими языками листья, султаном взвивается над верхушкой, спускается вниз по веткам и зажигает их одну за другой, словно ветви тиса на народном гулянье. Вот представление, которое наши короли не могут дать на своих празднествах, хотя оно поистине прекрасно! Затем, когда охваченное пламенем дерево сбрасывает с себя огненные листья, а налетевший ветер разносит их сверкающим дождем, когда каждая искра, падая на землю, порождает новый очаг пожара, когда эти очаги ширятся, сближаются и, слившись, образуют море огня, когда весь лес полыхает и каждое дерево окрашивает в соответствии со своей породой объявшее его пламя и придает ему собственную форму, когда почерневшие камни срываются с высоты и катятся вниз, все круша на своем пути, когда огонь свистит, как ветер, а ветер ревет, как ураган, - что за волшебная, ни с чем не сравнимая картина развертывается тогда перед глазами. Нерон, поджегший Рим, понимал толк в наслаждении.
