«Теперь ты в безопасности!» сказал орел, облетев вокруг меня. «Прощай, Максимушка, друг мой сердечный! Я отплатил тебе за проказы. Помнишь ли, прошлаго года, ты разорил гнездо мое на Васьковой горе!» (это была сущая правда); за то я посадил тебя на луну. Не разоряй орлиных гнезд и не ходи кроить кафтанчиков детям с тем, чтобы пьянствовать».
«Итак, ты покидаешь меня здесь, мошенник!» вскричал я. Ах ты негодная скотина! Безжалостный злодей! Чтобы тебе провалиться сквозь землю! Отсохни твой крючковатый нос! Разорви тебя на маковыя зерна! Раздуй тебя горой!» Я бранил, проклинал его, все напрасно. Он расширил огромныя свои крылья и, с громким смехом, полетел от меня прочь. Я кричал ему вслед; то ругал его, то умолял возвратиться: но он летел прочь, не слушая ни ругательств, ни просьб моих. С тех пор я уже нигде не встречал его.
Вы можете себе представит жалкое мое положение, пока я сидел на луне. С горя, принялся я голосить: «Родимый мой батюшка, родимая моя матушка, не видать вам больше вашего детища!», говорил я, обливаясь слезами. «Друг мой сердечной, жена моя возлюбленная, Аксинья Козминишна, оставаться тебе горькою вдовушкой! Детушки мои милыя, осиротели вы бедныя! Головушка моя горькая, погибать тебе в одиночестве! Кто накормит, кто напоит тебя? Кто приласкает, кто пожурит тебя? Кто утешит живого, кто помянет мертваго? Кто закроет мои глазушки, кто схоронит мои косточки?»… Вдруг, на самой средине луны отворилась дверь, с таким ужасным скрипом, как будто век свой не была подмазана; и кто же вышел из этой двери? Тот самый человек, который живет пустынником на луне и содержит в ней свет. Я тотчас узнал его по фонарю.
«Здравствуй Максим Григорьевич!» сказал он: «Как ты, братец, поживаешь?» — «Все слава Богу, отец мой, вашими святыми молитвами», отвечал я. «Покорно вас благодарю за привет и любовь. Все ли вы в добром здоровье?» — «Как зашел ты сюда, Максим Григорьев?» спросил у меня лунный житель, который был тут один-одинехонек, как пустынник, и потому я счел приличным титуловать его как монаха. Я разсказал ему, как праздновал в Мишенском у старосты Ивана Ильина, как ходил в Собакино кроить кафтанчик, как выпил там лишнюю чарку водки; как, споткнувшись на кирпич, упал на сухом месте в воду, поплыл и очутился на необитаемом острову; как забрел в болото и как мошенник-орел, обещаясь спасти меня, посадил на луну.
«Максим!» сказал лунный житель. «Тебе здесь не место. Ступай, брат, домой!» — «Я очень бы этого желал, ваше преподобие, отвечал я, «да не знаю как отсюда выдраться!» — «До этого мне нет нужды!» сказал он; «ступай как знаешь! Мое дело объявить тебе, что пьяниц здесь не держут; изволь же скорее убираться! — «Но, ваше высокопреподобие», отвечал, я «ведь я вам не мешаю. Сижу себе смирнехонько и держусь за серп. чтобы не упасть.» — «Не трогай моего серпа!» закричал лунный житель. — «Ваше преосвященство!» не во гневе милости вашей», сказал я; «не угодно ли вам будет впустить беднаго странника в вашу келью, только переночевать? Я чаю вас, здесь. не часто навещают гости?» — Мне гости не нужны!» отвечал он; «не тронь моего серпа, Максим!» — «Говори себе чтò хочешь, а я серпа не выпущу из рук», сказал я с досадою. — «Говорю тебе, не тронь моего серпа!» вскричал сердито лунный житель. «Таки вот, не слушаю тебя!» отвечал я, посмотрев на него с презрением; «ты хоть тресни с досады, а я серпа не выпущу из рук.» — «Добро, увидим!» сказал лунный житель, поворотился ко мне спиною и, ушед в свою келью, так сильно захлопнул за собою дверь, что вся луна задрожала и чуть не свалилась вместе со мною на землю.
