В первые дни после празднования Победы летчики нашей эскадрильи оживленно обсуждали прошлые бои, но потом все перешли на обсуждение будущего. Все же, хотя некоторые думали уволиться из армии, чтобы поступить в различные институты, большая часть летчиков (в том числе и я) не мыслила будущего без авиации. Но дни шли, а полетов не было. Так прошел месяц, а за ним другой.
Наконец наш командир, Павел Чупиков, собрал руководящий состав полка, и через час наш комэска вернулся довольно оживленным:
– Ребята, приказано готовиться к отъезду в Союз!
И вот мы разбираем нехитрое имущество и грузим его в вагоны и на платформы. Ехали мы медленно: все пути, вокзалы забиты эшелонами уезжающих солдат. На платформах танки, самолеты – идет великое переселение, началась мирная жизнь! Правда, мы тогда не знали, что для многих скоро начнется новая война, – но тогда мы и не задумывались о будущем. Мы были живы, молоды и возвращались на Родину победителями.
Разрушенную Германию мы проехали за день, а Польшу проезжали ночью. Белоруссия встретила нас цветами. Из окон и раскрытых дверей теплушек мы видели машущие руки, улыбки. Особенно приветливы были девушки. Мы тоже махали им и жалели, что не можем остановить наш поезд и обняться с приветствовавшими нас людьми. Но на остановках нас буквально не хотели отпускать в вагоны, дарили цветы и другие нехитрые подарки.
Через неделю в дороге, где-то возле Минска, нас застало известие о начале войны с Японией. Мы поняли, что и мы едем туда, и стали подсчитывать, через сколько дней окажемся на Дальнем Востоке. Выходило, что недели через две-три, не раньше, – а наступление наших войск развивалось стремительно. Саша Васько не скрывал своей радости.
– Вот молодцы! – говорил он. – Научились воевать! Скоро и мы покажем, на что способны гвардейцы.
Витя Александрюк успокаивал его:
– Не волнуйся, там уже через неделю не с кем будет драться. Смотри, как наши продвигаются!
Гордые своей победой, мы чувствовали себя непобедимыми богатырями и готовы были сражаться с кем угодно.
Но после Смоленска поезд резко замедлил ход: остановки стали длиться сутками. Наконец мы тронулись, но уже пошел разговор:
