Выйдя в гостиную, он перезарядил «браунинг» и покинул квартиру. На лестничной клетке было тихо и пусто. Ключ звонко щелкнул в замке, как бы подводя итог всему, что произошло до сих пор.
* * *
За столом Дороти сидел капрал морской пехоты с лицом, которое как две капли воды походило на физиономию дяди Сэма на каком-нибудь плакате. Капрал читал «Спортс иллюстрейтед». Когда створки лифта открылись, он поднял голову, однако Дауни решительно прошел мимо и подергал ручку на дубовой двери, которая преграждала доступ в кабинет Фостера. Капрал отложил журнал. Дауни поглядел на часы.
На стекле оказалась капелька крови. Он смочил слюной палец и стер со стекла бурое пятнышко.
– Я могу вам чем-нибудь помочь, сэр?
– Он звонил?
– Что?
– Вон та черная штука на столе, – проговорил Дауни, указывая на телефон Дороти. – Последний час она помалкивала или трезвонила что твой будильник?
– Никто не звонил, сэр.
Фостер, близоруко вытаращившись на свои карманные часы, вышел из лифта в половине одиннадцатого. Он громко пожаловался, что некоторые не понимают простой вещи: он в силу своей должности работает двадцать четыре часа в сутки. Дауни, сидя на стуле, внимательно наблюдал, как Фостер возится с ключами. По всей видимости, тот не то чтобы пьян, но позволил себе слегка заложить за галстук. Дауни подмигнул капралу, который дипломатично отвернулся. Наконец Фостер нашел нужный ключ и открыл дверь. Дауни поднялся со стула и вошел в кабинет.
Фостер уселся за стол, включил настольную лампу со стеклянным колпаком зеленого цвета. Дауни притворил за собой дверь и направился к столу; каблуки его ботинок оставляли на недавно пропылесосенном ковре маленькие вмятины. Он сел в кресло для посетителей. То заскрипело. Со временем все на свете приходит в негодность; неудивительно, что кресло, изготовленное еще при королеве Анне, за столько лет изрядно обветшало. Тут главное – уловить момент, когда оно начнет разваливаться. Дауни скрестил ноги, закурил сигарету, ощущая усталость во всем теле, – да, зря он завернул к мадам Тюссо. Он переменил положение, и в ребра ему уперлась рукоять «браунинга». На Фостере был черный смокинг, причем казалось, что материал поглощает всякий свет. В сочетании с торжественной физиономией Фостера и непривычной тишиной в здании смокинг производил впечатление судейской мантии. Внезапно в душу Дауни закралось предчувствие беды. Может быть, капралу морской пехоты поручено вовсе не то, что он подумал: не помешать ему проникнуть раньше времени в кабинет Фостера, а, наоборот, не выпускать его оттуда. И кстати говоря, у Дауни появились определенные сомнения насчет того, пьян ли Фостер. Тот выглядел скорее взволнованным, нежели навеселе. Интересно знать, что могло настолько взволновать Фостера?
