— Так быстро?
— Я должен поговорить с отцом. Я могу тебе позвонить?
— Конечно.
Он шел быстро, чтобы решимость не остыла. Я должен сделать это, теперь или никогда, чего я боюсь, ребенком я боялся его побоев, но теперь я боюсь по старой привычке, он ничего мне не сделает, это я могу вставить ему, если захочу, он может только рассказать мне все, а правды я не боюсь.
— Габриель, это ты?
— Да.
— Уже вернулся? Хочешь кофе?
— Нет, спасибо.
Он сел за стол в маленькой гостиной. Солнце склонилось к западу и светило в северное окно, лучи упирались в портьеру.
— Я хотел спросить тебя.
— Спрашивай.
— Не чтобы ворошить старое, я спрашиваю только потому, что я, как ни странно это звучит, действительно не знаю, — почему я сбежал из дому?
— Давай не будем об этом. Забыли и забыли.
— Но я должен выяснить.
— Я пытался понять, как это могло произойти, в чем моя вина. Не думай, что я обвиняю во всем тебя одного.
— Давай не будем искать виноватых. Что ты имеешь в виду?
— Может, я слишком сильно любил тебя.
— Вот как ты на это смотришь.
— Или моя любовь была чрезмерно взыскательной.
— Ты хотел, чтоб я стал таким, как ты.
— Это обвинение?
— Я не хотел быть похожим на тебя. Если только в самом раннем детстве, не помню, но потом точно нет. Я называл тебя Авраамом.
— Авраамом?
— А себя Исааком. Сколько себя помню, я всегда боялся тебя, не только потому, что ты меня наказывал…
— Я никогда не наказывал тебя беспричинно.
— Я тоже так думал, поэтому всегда чувствовал себя виноватым и был слишком мал, чтобы отличить, где проступок, а где ощущение греховности.
— Это одно и то же.
— Нет. Почему мама чуть что краснела?
— Оставь свою мать в покое.
— Она в покое. Почему ты наказывал ее?
— Наказывал?
— Бил.
— Когда?
— Не знаю. Я видел это. Потому что она потакала мне?
— Габриель! Ты для этого приехал?
— Нет, нет! Мне не следовало приезжать.
— Тебе следовало приехать с другим настроем.
— Скажи мне, из-за чего я сбежал.
— Спроси об этом у своей совести.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сбежал не с пустыми руками.
— Я знаю.
— Твоя мать никогда не оправилась от этого потрясения.
Габриель поднялся.
— Я вижу, мы не договоримся. Ты взялся за старое, ты опять играешь на моем чувстве вины и прикрываешься Господом Богом. Значит, ты никогда не наказывал меня беспричинно? А что считать причинами? У инквизиторов тоже были веские причины! Ты переживаешь, что любил меня слишком сильно? Меряй свою любовь часами, которые я провел взаперти в чулане на чердаке!
