Он не поднял на нее глаз и не ответил.
— Непонятно, чего я обиделась, — сказала она.
— Я не хотел тебя обидеть, я не для того сказал.
— Я знаю, — сказала она. — Забыли так забыли.
— Твое здоровье. Скол.
— Скол.
Они выпили. Но его тянуло покопаться во вчерашнем, забыть не получалось.
— Я сказал это не в обиду тебе, — завел он снова. — Но когда я увидел, как ты оскорбилась, то знаешь — обрадовался. Мне нравится причинять тебе боль.
Он не сказал ничего больше. Не взглянул на нее. Он допил коньяк и поставил стакан в центр стола. Он предложил ей сигарету. Она не сводила с него глаз. Мерцавших беспокойством.
— Ты меня разлюбил? — спросила она.
— Ты мне нравишься, ты же знаешь.
— Ты меня больше не любишь?
Он промолчал. Оркестр заиграл «Nevertheless», с потолка, забивая желтый свет, потекли клубы какого-то красного дыма.
— Прости. Мне тоже жаль. Но это от меня не зависит. Мне б самому хотелось, чтоб было иначе. А вышло так.
Он смолк. Столбик пепла упал на скатерть. Он взглянул на Рут, но разминулся с ее глазами.
— Все было так хорошо, пока было хорошо, — сказал он. — Я мечтал, чтоб это продолжалось. Я надеялся, так будет навсегда. Но ничто не вечно.
Она встала. Слеза скатилась по щеке и капнула на скатерть возле ножки бокала.
— Прости, я на минутку, — выговорила она севшим голосом. — Сейчас вернусь.
— Точно?
Она кивнула, не глядя на него. Он провожал ее взглядом, пока перегородка не скрыла ее. В десять тридцать он попросил счет.
