Витька принес много травы. Этого хватило бы на два дня, но дед всю ее связал пучком и подвесил в курятник. Витька обычно такие вещи не пропускал, но теперь снисходительно смолчал — у него было очень хорошее настроение, а дед был не в духе. Все делал медленно, думал о чем-то и курил одну за другой.
Потом Витька долго ел оладьи с молоком. Поставил перед собой будильник и ел. Оладьи подгорели. Некоторые прямо дочерна. Всё из-за деда, понимал внучок. Он, когда с травой вернулся, слышал, как они опять ругались с бабой.
Они обычно очень смешно ругались, Витька в это никогда не верил. Баба чаще всего что-то тихо и сердито выговаривала деду. А ему и было за что. Пойдет в магазин за молоком — бидончик молочный забудет, вернется, бидончик возьмет, гаманок с деньгами оставит. И смех и грех — совсем из ума выжил. Дед ей не отвечал. Смотрел, как телок, улыбался глупо, и только кивал своим большим носом. Вроде как: давай, говори-говори. А то брал в охапку и прижимался щекой ей ко лбу. И пел какую-нибудь самодельную частушку:
Ой, ты Верочка моя,
Вера Златова,
Что ж не любишь ты меня,
Конопатого!
И смешно притопывал ногой. И баба переставала ругаться, улыбалась и толкала деда в толстый живот.
Но в этот раз дед за что-то ругался на дочь, а у бабы слезы текли по-настоящему, и оладьи пригорели.
В девять Витька отыскал деда в сарае. Тот, надев очки на резинке, подшивал валенок.
— Дед, пойдем на станцию встречать… пока дойдем.
Дед доделал отверстие в толстой подметке, воткнул шило в верстак, долго смотрел на дырку, потом поднял голову на Витьку. Глаза за очками были большие и ненормальные, как у совы.
— Рано еще… я вот… надо нитку эту дотянуть, не бросать же. — он засунул толстую иголку в только что сделанное отверстие. — Дойдет он, не маленький. Иди-ка, посмотри, что нанесли-то? Слышишь, пестрая орет. Опять где-нибудь снесла?
Витька любил собирать яйца. Пеструха была у них одна, неслась коричневыми яйцами и редко когда в гнезде. Интересно было искать. Но не сейчас.
— Я тогда один пойду, — начал Витька строгим голосом, но дед неожиданно легко согласился.
— Иди. Только через пути не ходи.
— Витя! — позвала бабушка с крыльца.
— Чего? — он шел к ней, а сам думал, поехать на велосипеде или пойти пешком. На велосипеде хорошо было бы.
— Иди рубашку чистую надень. И сандали… где сандали-то дел?
Пока умывался, надевал рубашку и искал сандали, времени совсем осталось мало — поезд приходил в девять двадцать пять. Витька схватил велосипед, выкатил за калитку, закрыл ее и, встав на педаль, начал уже было толкаться, как увидел, что заднее колесо гремит по земле ободом. Он изругал деда, который обещал, да не заклеил камеру, и, совсем уже торопясь, покатил негодный велик обратно во двор.
