- О белый человек с рыжей бородой! - воскликнул один из негров, в котором Егорычев признал вчерашнего Гамлета.
Все они, словно по команде, запели, нестерпимо фальшивя, какое-то религиозное песнопение.
(Несколько позже, когда Егорычев поближе познакомился с островитянами, его поразило, что светские, бесспорно негритянские песни они поют на редкость чисто и музыкально, а фальшивят, и притом немилосердно, когда приступают к пению старинных религиозных гимнов и псалмов английского или американского происхождения. Потребовалась находка одного очень важного документа, о котором речь будет ниже, и дополнительные умозаключения, чтобы Егорычев смог наконец прийти к парадоксальному выводу, что именно благодаря своей превосходной музыкальности и очень тонкому слуху островитяне и могли петь, так возмутительно фальшивя. Но об этом позже.)
- Вы с ума сошли! - растерялся Егорычев, уловив в их обращении к нему неприкрытый религиозный восторг. - Немедленно прекратите петь и объясните, почему вы гонитесь за этим человеком.
Островитяне послушно замолчали.
- О белый юноша с желтой бородой! - воскликнул Гамлет. - Этот белый человек с круглыми глазами (подразумевались очки Сморке) вчера убил старую женщину и ее внука и сжег ее дом и еще три дома, а сегодня, когда мы его разыскивали в лесу, он убил Майкла Блэка и Сэма Черча. Мы пришли сюда, чтобы взять его и совершить правосудие.
- Гоните их в шею! - посоветовал Мообс Егорычеву. - Они себе слишком много позволяют, эти черномазые.
- Смит! - повысил голос Егорычев, подчеркнуто оставив без внимания слова репортера. - Смит, подведите-ка сюда, пожалуйста, этого молодчика!
Смиту далеко не сразу удалось побудить Сморке приблизиться к островитянам даже под прикрытием трех автоматов. Но ладонь кочегара была настолько внушительна и тяжела, что стоило ефрейтору почувствовать ее на своем плече, как он, понурив голову, подчинился. Теперь его отделял от преследователей только заслон из трех человек, - правда, вооруженных и белых. Последнему обстоятельству Сморке придавал решающее значение.
- Чего вы дрожите? - обратился к нему Егорычев по-немецки. - Если вы не чувствуете за собой вины, вам нечего бояться... Вы меня поняли? - переспросил он, не совсем уверенный в своем немецком произношении.
- Так точно! Понял, господин капитан-лейтенант! - ответил дребезжащим голосом ефрейтор Сморке, выпрямился в струнку, вытянул руки по швам и даже попытался стукнуть босыми пятками.
