Егорычев прислушался. Выстрелы становились все громче и явственней: Сморке приближался к подножию перемычки. Очереди сменились одиночными выстрелами. Сморке, очевидно, экономил патроны.
Уже у самого подножия снова раздалась длинная очередь, и больше не стало слышно автомата. Зато вскоре стали слышны крики запыхавшихся людей. Они что-то кричали, но что именно, Егорычеву еще трудно было разобрать.
Прошло минут пять, и он услышал топот бегущих ног, потом из-за кустов, внизу, на поворотах тропинки, несколько раз мелькнуло искаженное страхом смуглое лицо с усиками ниточкой и в модных золотых очках. За ним, отстав шагов на двести, бежали, размахивая копьями и каменными топорами, человек десять негров. Вот из-за последнего поворота возник запыхавшийся ефрейтор Сморке, вспотевший, растрепанный, оборванный, босой, с автоматом в правой руке и скатанными козьими шкурками под мышкой левой. Был он в таком виде и страшен, и жалок, и смешон.
- Сдаюсь! Сдаюсь! Сдаюсь! - прохрипел он, судорожно переводя дыхание, бросил к ногам Егорычева автомат и шкуры и ринулся дальше, к пещере, прятаться от приближавшихся островитян.
- Хальт! - крикнул ему вслед Егорычев. - Назад! Цурюк! Их верде шиссен! - И он многозначительно щелкнул затвором автомата.
Именно этот сухой металлический звук, а не окрик Егорычева заставил Сморке остановиться. Но никакая сила, казалось, не смогла бы заставить его вернуться туда, где вот-вот должны были показаться его преследователи.
На шум из пещеры выскочили с автоматами в руках полуодетый Смит и Мообс, который только что, не раздеваясь, прилег отдохнуть.
- Покараульте его где-нибудь подальше от дорожки! - обратился Егорычев к Смиту. - А вы, Мообс, поскорее ко мне!
- Вот он! Вот он! - послышались возбужденные голоса, но выскочили на лужайку только известный уже нам Гамлет Браун и вместе с ним мальчик лет двенадцати, в воинственном азарте размахивавший не по росту большим копьем.
Вся одежда этого мальчика, если ее можно было назвать таким ответственным словом, состояла из очень экономной повязки на бедрах, браслета из травы, зеленевшего повыше правого локтя, и желтенького перышка, воткнутого в щегольски взбитую шевелюру. Но будь он даже одет в полную парадную форму Итонского колледжа (цилиндр, визитка, лакированные туфли), колледжа, где воспитывается цвет английской аристократии и где чувство самоуважения является чуть ли не главным предметом преподавания, он вряд ли мог бы вести себя при этом с большим достоинством.
