— А мы щас прямиком в медпункт, к Лилян Степановне, — заторопилась Марь Иванна (Лилиан Степановна была лагерной медсестрой), — мы щас прям к ней. Даст нам таблеточек, температурку смерит. А то что ж так… Умучилась ведь…
— Чернецкая! — провозгласила Галина Аркадьевна и громко хлопнула в ладоши. Репетиция остановилась. — Тебе нужно пойти измерить температуру в медпункт. У тебя сильная головная боль, Чернецкая, это нехорошо.
Чернецкая увидела, как Марь Иванна подает ей знаки, и поняла.
— Извините, Галина Аркадьевна, — она прижала к вискам кулачки. — Если вы…
— У меня голова не болит, — мстительно отрезала Галина Аркадьевна. — Иди, Чернецкая, тебя ждут. Продолжайте без Варвары!
На сцене появился Михаил Вартанян со своими маслянистыми кудрями. Вартанян играл Тихона.
— Нэлза так, Ката, — волнуясь, заговорил Вартанян, — зачэм мамэньку огорчаэшь…
— Тиша! — закричала Соколова, с хохотом бросаясь на шею Вартаняну. — Миленький! Все в огне гореть будем!
— Ну, вот. — Белая, как мука, Галина Аркадьевна задохнулась. — Соколова идет в свою палатку. Вартанян идет в учительскую. Репетиция спектакля отменяется. Все остальные — на костер. Поём до отбоя. Нина Львовна, вы с нами?
Вартанян поплелся в учительскую палатку вслед за разгневанной Галиной Аркадьевной, а все остальные, опустив глаза, уселись вокруг костра. Нина Львовна передала гитару Орлову, который любил петь.
— Что-нибудь о войне, Гена, — шевельнув ноздрями, попросила Нина Львовна. — А то уж очень мы что-то тут все веселые.
«Над землей бушуют травы, — низким и чистым голосом негромко запел Орлов, — облака плывут, как павы, а вот этот, тот, что справа, это я…»
Нина Львовна насторожилась.
«Мама, ты мой голос слышишь: он все дальше, он все тише, голос мой…»
— Я, кажется, просила о войне! — вскрикнула Нина Львовна.
— Я о войне, — быстро отозвался Орлов, — вы же не уточняли… «Ах, зачем война бывает, ах, зачем нас убивают…»
— Я просила не это! — Нина Львовна телом чувствовала, что просила не это. — А вот что: «Спросите вы у матерей, спросите у жены моей…»
— Я не женат, — удивленно ответил Орлов и опустил гитару. — Это Евтушенко женат…
Одновременно со склокой вокруг огня, который пытался дотянуться до еловых верхушек и стать частью неба, странный разговор происходил в учительской палатке, где Галина Аркадьевна, зачем-то рывком стянувшая с себя шерстяную кофту и оставшаяся в одном легком, с крылышками вместо человеческих плечей, сарафанчике, шумно дыша, говорила большому, застенчивому Вартаняну:
