Однако сейчас, на линейке, Вартанян смотрел себе под ноги, словно — пока шел от палатки к поляне — вдохнул он предгрозового сердитого воздуха, возмужал, отравился и теперь, хоть вы режьте его, не желает замечать круглых, с шипящим угольком раздражения внутри, учительских взглядов.
— Если, — вскрикнула Нина Львовна, — сегодня к нам в лагерь придут ребята из деревни и попросят у вас чего-то…
— Чего? — расхохоталась неуправляемая Соколова. — Воды попить?
Нина Львовна сглотнула кусок кислой, как недозрелая антоновка, ярости.
— Сегодня ребята в деревне могут быть нетрезвыми, и поэтому разговаривать с ними ЗАПРЕЩЕНО!
Все вроде поняли, разбрелись по палаткам. Через десять минут вышел, позевывая, молодой Орлов, оборотил лицо к небу, улыбнулся во всю широту самоуверенного рта, побрел неторопливо в сторону уборной. Еще через пять минут выскочила узкоглазая Чернецкая, угодила прямо в объятия беспокойной Марь Иванны (та шла к ней из кухни, несла на вытянутых руках похожую на свежеиспеченный «наполеон» стопку кружевных выглаженных трусиков), звонко расцеловала старуху, прощебетала что-то, заморочила голову, и умчалась неведомо куда золотая крутобедрая тучка.
За ужином Галина Аркадьевна обнаружила пропажу Юли Фейгензон. Бросились в палатку. Обшарили все кусты неподалеку. Разбились на шестерки, вооружились фонарями.
— Фейгензон! Фейгензон! — мучились классные руководительницы.
Им вторили ломкие голоса несерьезных мальчиков:
— Юль-Юль-Юлья-я-я!
— Юля-я-я?! — ахали девочки, слепя друг друга ненужными фонарями. — Ты где?
— Родит, тогда вернется, — пробормотал наконец Орлов и, заметив, что у Чернецкой развязался шнурок на беленькой заграничной тапочке, не стесняясь, опустился на корточки, завязал шнурок и, как птенца, поймал в ладони дрожь ее нежной щиколотки.
Чернецкая тяжело задышала.
— Что ты сказал, Орлов? — Из липового дупла высунулась Нина Львовна. — Умнее всех хочешь быть?
— Я? — удивился Орлов. — Я разве что-то сказал?
— Доиграешься ты, Орлов. — Она дернула шеей. — Мать твою жалко.
Вдруг кто-то спохватился, что Фейгензон видели «за чертой лагеря» во время тихого часа: стояла как миленькая, балакала с тремя деревенскими. Может, с ними и ушла? Нина Львовна и Галина Аркадьевна переглянулись.
— Всем — в палатки, никуда не выходить, — хрипло приказала Галина Аркадьевна. — Вечерняя политинформация отменяется. Мы с Ниной Львовной идем в деревню. С нами пойдут четверо: Вартанян, Орлов, Лапидус и Лебедев.
