– Погодите, Леонид Николаевич, я сначала дверь запру, чтобы пока посторонние не входили…
– А не бойтесь, Иван Дмитриевич, от моих стихов трон не пошатнется и господь с небеси не сверзится…
Расстегнув косоворотку, чтобы легче дышалось, Трефолев прочел свое новое стихотворение «Пиита»:
Раз народнику-пиите
Так изрек урядник-унтер:
«Вы не пойте, погодите,
Иль возьму вас на цугундер!»
Отвечал с улыбкой робкой
Наш певец, потупя очи:
«Пусть я буду пешкой, пробкой,
Но без песен жить нет мочи.
Песня в воздухе несется,
Рассыпаясь, замирая,
С песней легче сердце бьется,
Песня – это звуки рая.
Песне сладкой все покорно,
И под твердью голубою
Песнь не явится позорно
Низкой, подлою рабою.
Песня – радость в день печальный,
С песней счастлив и несчастный…»
Вдруг – свисток. Бежит квартальный,
А за ним и пристав частный.
Отбирают показания
Твердой, быстрою рукою:
«Усладили вы терзания
Русской песней, но какою?
Вы поете о народе.
Это вредно, пойте спроста:
„Во саду ли в огороде…“,
„Возле речки, возле моста“.
Много чудных русских песен
Как пииту вам известно…
Мир поэзии не тесен,
Но в кутузке очень тесно».
Внявший мудрому совету
Днесь пиита не лукавит:
Он теперь в минуту эту
Лишь Христа с дьячками славит.
Трефолев кончил читать. Все в лавке молчали, переглядываясь.
– Ну, как? – спросил поэт, вытирая с лица пот.
– Да ничего. Складно получается и занозисто, я, пожалуй, такое не стал бы цензуре показывать. Не пустят, – отозвался Сытин. – Не знаю, Леонид Николаевич, будешь ли ты крупно шагать и далеко ли ты ушагаешь. А помнить русский народ тебя не перестанет, и за «Камаринскую» и за «Дубинушку»… А твоя песня «Когда я на почте служил ямщиком» вместе со звоном колокольцев разносится по всем трактам и проселкам матушки Руси. Какая прелесть! – Сытин не вытерпел и затянул нараспев первые слова этой песни.
– Спасибо, Иван Дмитриевич, спасибо, уважили добрым словом, – растроганно проговорил Трефолев, – хотел я вас «казнить» за моего «Камаринского мужика», да уж ладно, Иван Дмитриевич, бог вам судья. А для вашего, купеческого брата бог всегда милостив…
Частенько заезжал в Москву и бывал у Сытина малоизвестный, а в наше время и совсем незаслуженно забытый, но по-своему интересный писатель Алексей Будищев.
Выглядел он интеллигентно, что называется, «держал фасон по писарю». Прежде чем войти к Сытину в рабочий кабинет, где тот сидел очень мало, Будищев спрашивал сотрудников: «Каково настроение благодетеля?..»
И если ему отвечали, что Иван Дмитриевич сегодня еще никого не журил и настроение его никем не испорчено, Будищев, хрустя кожаным портфелем, заходил к издателю в кабинет, раскланивался честь по чести и деловито излагал свою просьбу. Сначала он выражал благодарность Ивану Дмитриевичу за выпущенные ранее книги «Солнечные дни» и «Пробужденная совесть».
