Полушин, одновременно со Всеобщим календарем, составлял отрывной календарь. Он брал из гатцуковского календаря народные приметы и врассыпную использовал некоторые из них в численнике: «На Трифона звездно – весна будет поздно», «Апрель с водою – май с травою», «Май холодный – год хлебородный», «Овсы да льны в августе сильны», «На святого Петра дождь как из ведра – быть урожаю»… И так далее в этом духе.
Гатцук с претензией:
– Почему из моего календаря берете народные приметы?
– Да потому, что они народные. Берем и народу подаем. Сами понимаете, в календарном деле без совпадений не обойдешься… А фольклор – собственность всенародная, – отвечал Полушин.
Сытинские календари успешно распространялись. Год за годом тиражи их росли с невероятной быстротой. Так, накануне империалистической войны годовой тираж сытинских календарей всех видов достиг более двенадцати миллионов!..
Сделав свое дело, скончались старички – народник Полушин и дьякон Фелицын. Сытин заменил их новыми специалистами. Время требовало календарей более высокого качества. Всеобщий календарь становился глубже, интереснее. Главным редактором календарей стал деятельный организатор журналист С. А. Гусев. Повел он это дело на высокой научной основе. Благодаря ему календарный отдел сытинского товарищества стал выпускать двадцать пять видов календарей общих и специальных. Для интеллигентной городской публики выходил «Календарь царь-колокол». Были календари учительские, ученические, детские, дамские, конторские, сельскохозяйственные, охотничьи, военные, исторические, а для Киева и Одессы даже особые. Но основными оставались «Всеобщий русский» и массовый стенной. Для суеверной публики отдельно издавался «Брюсов календарь на 200 лет» с предсказаниями о судьбе каждого человека, о погоде, об урожаях, солнечных и лунных затмениях, с приложением таблиц «несчастных дней». Но поскольку «научные» основания Брюсова календаря были сомнительны, он выходил в свет наряду с изданиями «народной» литературы, такими, как оракулы и сонники.
Многомиллионная, разнообразная, не сходная по своим запросам создалась у календарей аудитория. Но Сытин находил с ней общий язык, угождая вкусам городской публики, а главное, опираясь и рассчитывая на запросы деревни, начавшей жадно поглощать знания. Ведь что до календаря было у крестьянина в избе из книжек, расширяющих его кругозор? Ничего. В божнице, на полке, рядом с постаревшими иконами, – поминальник во здравие и за упокой, измятая оброчная книжка, по которой он вносил подати в волостное правление. Молитвенник далека не у каждого, да псалтырь – один на три-четыре деревни. И вот появился почти в каждой избе нарядный, привлекательный и познавательный сытинский календарь. Всеобщий – он принес всеобщее удовлетворение народу на том уровне его развития.
