Дальше мысли не распространялись. Сытин вышел из храма, не обернулся, не перекрестился: троеперстием не положено здесь, а двуперстием самому неловко. Никому такого обета он, крещеный человек, не давал. Постоял, отдышался на чистом свежем воздухе, хотел было возвращаться домой к своему благодетелю, но услышал пенье рядом. Из соседнего двухэтажного храма доносились женские голоса. Оказалось, там отдельная женская молельня. Вот она, старая уходящая Москва!
Из любопытства вошел Сытин и в эту храмину. Матерый привратник – сберегатель тайн молитвенного служения – встретил Ивана Сытина весьма неприветливо:
– Ты не из наших, что тебе здесь нужно?
Сытин не счел столь неласковое обращение грубостью. Он знал, что староверы всем и каждому говорят «ты», а не «вы», потому что вежливое обращение на «вы» ввел царь Петр – антихрист, а прежде никогда такого заведения не было, и даже в молитвах к богу человек обращался на «ты».
– Я зашел посмотреть и послушать…
– Здесь нельзя, – сказал привратник, – я тебя отведу наверх, оттуда смотри тихо-тихо…
Он провел Сытина на второй этаж, вернее на антресоли, откуда в узкое решетчатое оконце можно было смотреть на белолицых староверок, одетых в одинаковые пасхальные наряды. Впереди стояли которые помоложе, девственницы – «христовы невесты». На них темно-синие длинные сарафаны, белые коленкоровые с вышивкой рубахи, на головах, как у сестер милосердия, платки, зашпиленные втугую и раскинутые во всю ширину плеч. У каждой в левой руке горящая свеча. Падающий свет колеблется на их постных лицах. И кажется Сытину, что эти лица строго воспитанных девиц никогда не озарялись улыбкой, ни, тем более, веселым, раскатистым смехом.
«Святым смеяться не полагается, – подумал он. – И эти тонкие, плотно сжатые губы девичьи, наверно не целованные никем, прикасались только к Евангелию и кресту»…
За девушками, ближе к выходу, стояли женщины средних лет в таких же нарядах, а за ними дряхлые старухи. Их засохшие, чуть двигающиеся тела были облачены в парчовые сарафаны; позолоченные пуговицы, подобно бубенцам, тесными рядками украшали эти одеяния.
Службу справляла начетчица, великорослая, холеная купчиха. Она читала из тех же апостольских житий и страданий, напевно и звучно. И крестились, и поклоны клали все староверки аккуратно в положенное время, и только сбивались с такта позади стоявшие старухи, путаясь в своих хрустящих, золотом шитых нарядах. Слаженный девичий хор прерывал чтение начетчицы, врываясь сотней звучных голосов. Пели девушки гораздо лучше, нежели мужчины в соседней молельне. Это Сытин приметил и готов был слушать их, не жалея времени. Пели не по нотам, а по древним книгам, в которых между строчек над словами были крючки-закорючки, показывающие, в каких местах и какую ноту нужно взять.
