– Под огородами сорок десятин. Народишку способного душ пятьсот своих, да пришлых иногда столько бывает «годовиков». Коровушек, царь-батюшка, сто восемнадцать, лошадок полтораста, да жеребят три десятка, да овечек штук двести… Это здесь, на островах. А по берегам Беломорья, в волостях Кемьской да Сумской, что подарены монастырю Марфой Посадницей два ста лет назад, там животины всякой и того больше.
– Богато живем, ваше царское величество, не печалуемся, – хвастался архимандрит, – приумножаем от трудов своих и от подаяний. Вот наше Святое озеро, а от него канавы прокопаны по островам, и яко вервием связаны канавами полста озер, и еще в десять прокопаем. Тут и вода пресная, и рыбы изобилие.
– А там какие службы и строения? – указал Петр в сторону вольных, не застенных построек, видневшихся на взгорьях между могучих сосен, оставленных от порубки.
– Что подальше отсель, то салотопня, кожевня и смолокурня, кузня и слесарня, а поближе к монастырю сапожная, портняжная, столярная мастерские, – пояснял архимандрит. – Со всеми нуждами своими руками управляемся. Есть у нас и резчики по дереву богом одаренные, есть свои изографы, каменщики и плотники. Ладьи малые ловецкие строим, а к большому корабельному делу неспособны… Да нам оно и ни к чему: до Кеми да Нюхчи на своих ладейках, когда надо, доберемся. При нужде в Сумском посаде да в кемьских деревнях можем ратников монастырских собрать с тысячу. Бывало, шведских воевод Магнуса и Иверстона били. Больше враги к нам на острова покуда не лезут, а в волостях нет-нет да и пошаливают. Однако не без отпора…
Петр остался доволен поездкой и теми порядками, что увидел на Соловецких островах.
В память своего приезда он заказал резчику-умельцу монастырскому постриженнику Антонию сделать великолепный пятиярусный иконостас и позолотить. Видимо, Антоний работал с помощниками. С работой он справился блестяще и скоро. К осени огромный иконостас в главном храме монастыря был уже готов.[2]
Обратный путь Петра от Соловков до Архангельска завершился благополучно.
Возвращение царя было отмечено тремя подряд вечерними попойками. Первый бал в честь благополучно прибывшего Петра устроил на своем корабле английский капитан Джон Греймс. По свидетельству Гордона, позже генерала русской службы, любившего в своих записках отмечать все, что входило в круг его личных наблюдений, – во время того пирования «не щадили ни вина, ни пороха». На другой день справляли именины Стрешнева, затем был пир у воеводы Апраксина.
