И повел Антипа яхту, круто наворачивая под ударами страшных волн. Петр с охраной стоял около него, вцепившись руками в натянутые снасти.
– Ступай, государь, вниз! Как бы тебя не смыло.
Петр пропустил мимо ушей слова Антипы. Не жить – не быть, но как ему не увидеть смертельно опасные чертовы «Унские рога». А это всего-навсего были открытые и скрытые скалы. Петр, не спуская глаз с мужика-лоцмана, следил за ловкими движениями его сильных рук.
Где-то на минуту, а может быть и того меньше, ему померещилось, что Антипа неверно направляет судно почти в притирку со скалой. Царь испуганно высказал свое опасение лоцману. Тот, вместо ответа, вмиг справясь с волной, повернул яхту, и скала оказалась с подветренной стороны.
– Самое опасное место чуть подальше, вон там, где кипят-пенятся на каменных грядах буруны. Вот тут упаси нас бог! – проговорил громко лоцман.
Стиснув зубы и зорко глядя в сумрак бурного, под нависшими облаками моря, он продолжал борьбу со стихией. У Петра появилась надежда на спасение. Он снова что-то попытался указать Антипе, чуть-чуть изменить курс яхты. Но Антипа не отвел глаз от бушующего моря, не удостоил царя даже взглядом. Он здесь главный, да еще – божья воля. Яхта с людьми и с царем – в его мужицких руках. Антипа отпустил словцо солоней морской воды и твердым голосом, требовательно, сквозь шум морской как отрубил:
– Государь, ты отдал мне руль, так не мешай, ступай отседа прочь. Здесь мое место, а не твое. Я знаю, что делаю!..
Мужицкая дерзость не раздосадовала царя. Как лоцману не доверить, когда он так смело царю говорит?
Пройдя «Унские рога», яхта оказалась в полной безопасности. Лоцман Антипа перекрестился и уступил руль Петру.
– А теперь, государь-батюшка, не страшно. Правь прямо на Пертоминский монастырь. Святые Вассиан да Иона к себе в гости зовут.
Яхта стала на якорь вблизи монастыря. Для монахов неожиданное, удивительное событие: сам царь пожаловал с архиепископом. Трезвон, молебствие.
Петр подозвал к себе лоцмана Антипу.
– Крепко ты меня отпотчевал в бурю…
– Прости меня, дурака, царь-батюшка. Может не те слова сорвались, прости… – И лоцман бухнулся Петру в ноги.
– Встань. Ты был вправе мне так ответить. Неправ я, совался не в свое дело. Вот тебе мое шкиперское платье. Высуши и носи на здоровье. Крепко шито, не распорется. И вот тебе еще моя шапка да тридцать целковых в награду, и быть тебе в полной свободе от монастырских работ. Теперь ты сам себе хозяин… – И поцеловал его Петр трижды при этом.
