Повести и рассказы | страница 25
Она постояла в раздумье, и вдруг из глаз у нее покатились слезы.
– Сын мой, Юй-эр, – произнесла она во весь голос, – ведь тебя казнили невинного, несправедливо. Тебе этого не забыть, не одолеть свою скорбь. Ты сегодня и подал мне знак? Явил чудо?
Но, оглянувшись вокруг, она увидела только черного ворона на голой ветке.
– Я все поняла! Сын мой! Сжалься над теми, кто тебя загубил. Небу ведомо все, и рано или поздно их ждет возмездие. Спи спокойно. Если же ты здесь и слышишь меня, подай мне знак, пусть этот ворон слетит на твою могилу.
Ветерок стих. Прошлогодняя трава выпрямилась, точно натянутая струна. Каждая травинка, казалось, стонала, и слабый этот стон становился все тише, пока наконец не смолк совсем. Наступила мертвая тишина. Обе матери стояли среди высохшей травы и смотрели на ворона, который сидел на голой ветке нахохлившись, неподвижный, будто отлитый из чугуна.
Прошло немало времени. Народу на кладбище все прибывало. Старые и молодые проходили между могил.
Старуха Хуа вдруг почувствовала облегчение, будто сбросила с себя тяжелую ношу.
– Не пойти ли нам по домам? – предложила она.
Другая мать вздохнула, собрала посуду с жертвенной пи-Щей, помедлила еще немного и наконец потихоньку пошла, не переставая бормотать:
– Откуда же они взялись?…
Не прошли матери и нескольких шагов, как вдруг послышалось громкое «карр». Они с благоговением обернулись и увидели, как ворон, расправив крылья, снялся с места и стрелой взмыл в небеса.
Апрель 1919 г.
Завтра
– Что-то тихо совсем. Как там малыш? – пробормотал Лао Гун, по прозвищу Красноносый, поднимая чарку с желтым вином и указывая па стену.
А-у, Синяя Шкура, отставил свою чарку и, что было силы, хлопнув Красноносого по спине, протянул:
– Опять… ты… затосковал?…
В Лучжэне, захолустном городке, еще жили по старинке: не позже первой стражи[1] запирали двери и укладывались спать. Бодрствовали до полуночи лишь в кабачке «Всеобщее благополучие», где собутыльники веселились у стойки за едой и вином, да рядом за стеной: потеряв в позапрошлом году мужа, вдова Шань допоздна засиживалась над пряжей, чтобы прокормить себя и своего двухлетнего сына.
Но вот уже несколько дней, как смолкла прялка вдовы Шань. Поскольку же до поздней ночи бодрствовали только в двух домах, то лишь Красноносый с приятелями мог знать, когда прялка за стеной шумела, а когда умолкала.
Дружеский удар не помешал Красноносому с удовольствием отхлебнуть здоровый глоток вина и замурлыкать песенку.