— Простите, — сказал Костя. — А Олега Ивановича вы уже уговорили?
— Какого Олега Ивановича? — опешил Кристенсен.
— Меня, — пояснил Пазур и неожиданно улыбнулся.
— Я об этом как-то не думал… Это разрушит концепцию замысла… Ведь главное в ней — красота, сила, молодость… — Кристенсен окончательно смешался и замолчал.
Старец, все это время пяливший на Кратова блеклые глазки-ледышки, вдруг часто заморгал и рассыпался мелким хихиканьем.
— Хорош он будет, — проскрипел он, ткнув пальцем в сторону Пазура. Нагишом, в такой компании…
— Всякий Кристенсен мечтает стать Торвальдсеном, — сказал человек в свитере недовольным голосом. — Давайте делом займемся!
— И то, — согласился старец, оправившись от внезапного приступа веселья. — Что у него за шрамы на груди?
— Полигон, — ответил человек в свитере. — Адаптация первой ступени. Внутренними повреждениями не сопровождались. Носят скорее декоративный характер.
— Тогда уж лучше один глаз долой, — сказал старец. — Или ногу оттяпать. И эффектно, и всегда на виду… В «Железную деву»!
Костя послушно двинулся к саркофагу. Следом за ним поспешил и Кристенсен с намерением помочь.
— Ногами, пожалуйста, сюда, — сказал он.
— Я знаю, — промолвил Костя, становясь на холодный металлический диск.
— И все же я хотел бы вернуться к нашей беседе… — смущенно начал Кристенсен.
— Можно, я подумаю? — спросил Кратов. — Буду лежать и непрерывно думать.
Створки «девы» мягко сомкнулись, диск под ногами мелко завибрировал и вдруг провалился куда-то вниз. «Лежать» было не самым точным термином, чтобы обозначить положение человека внутри саркофага. Скорее, Костя висел в невидимых упругих тенетах силовых полей, спеленатый ими, как настоящая мумия, а к его телу отовсюду, жадно трепеща, тянулись стрелки, щупальца, языки датчиков. Прямо в лицо ему прянули коленчатые, как паучьи лапы, трубки с объективами на концах. Костя непроизвольно мигнул.
— Не жмуриться!!! — рявкнули над ухом.
— Косточки и впрямь целы, — проскрежетал старческий голос. — А шрамы безобразные. Будто его начали свежевать, да мясника спугнул кто-то…
— Впечатлительных девушек это должно разить наповал, — сказал Пазур, и при этих словах Кратову живо представилась его кислая физиономия.
— Сердце прекрасное! — провозгласил Кристенсен. — Наверняка доброе и любвеобильное.
— Дайте-ка мне взглянуть на такое сердце, — проворчал Пазур. — Где там у людей помещаются добро и любовь… Дьявол, как вы различаете, где сердце, где печень?!
