– Полагаю, меня никто не упрекнет в скандалах, какие устраивает мой брат.
– Твой брат – король. Он может содержать хоть двадцать любовниц – люди все равно будут рукоплескать ему. Тебе не позволят так же безнаказанно испытывать терпение народа. Кстати, убийство твоей любовницы – дело очень серьезное. Карл никогда не был замешен в таких вопиющих скандалах!
– Не кричи, – сказал Яков. – Слуги услышат.
– Пускай! Они услышат только то, что им уже известно!
– Я запрещаю тебе разговаривать со мной в подобном тоне. Анна расхохоталась.
– Ты? Мне? Уж не вздумал ли ты прикрывать свои бесстыдные поступки, изображая из себя могущественного герцога и строгого хозяина дома? Брось, Яков, у тебя все равно ничего не выйдет. Я не потерплю унижения, которое мне грозит из-за твоих глупых…
– Если мне не изменяет память, ты не всегда была столь ревнивой блюстительницей добродетели. Может быть, поговорим о Генри Сиднее?
– Он был обыкновенным шталмейстером, ухаживал за лошадьми.
– Точнее – за тобой.
– Ложь, клевета! Просто тебе выгодно выставлять дело в таком свете, будто у тебя неверная жена, – потому что сам ты изменял ей… сколько раз, а? Или число твоих любовниц уже невозможно подсчитать?
– Вечно ты все преувеличиваешь!
– Меня только что обвинили в убийстве. Ты собираешься что-нибудь предпринять?
– О Господи! Я же сказал – это всего лишь эпиграмма. Такие каждые день сочиняют – даже о Карле и Барбаре Кастлмейн.
– Не думаю, что их когда-либо обвиняли в убийстве.
– Слушай, ты ведь прекрасно понимаешь, что эту нелепую выдумку никто не воспримет всерьез.
– Разврат, бесчинства – ладно, При дворе все это в порядке вещей. Если человек не распутник и не повеса, так его здесь сочтут старомодным, отставшим от времени. Однако убийство даже в Лондоне еще не считается добродетелью.
– Анна, успокойся.
– После всего, что я прочитала в этом гнусном пасквиле?!
– Иначе мы не сможем как следует поговорить.
– Уж не хочешь ли ты оставить меня ненадолго, пока я не успокоюсь? Что ж, очень удачный предлог. А тем временем ты навестишь эту плутовку Чарчхилл. Ну, давай, беги к ней! Готова держать пари, она обратится к тебе с какой-нибудь новой просьбой, которую ты удовлетворишь в обмен на ее объятия.
– Не так ли поступал Сидней? Что именно он требовал от тебя?
– Ты хочешь меня оскорбить.
– А ты?
– У меня на это есть причины. Ах, как великолепно ты изображал из себя разгневанного супруга – тогда, добиваясь изгнания бедного Сиднея… Еще бы, он совершал возмутительные поступки: улыбался твоей жене, выражал сочувствие женщине, потому что она была вынуждена страдать из-за поведения супруга, изменявшего ей чуть ли не на глазах у всего двора и не обращавшего внимания на ее чувства…
