— Эй, ты где? — спросила Ольга.
— Все там же, — отозвался Дима, не открывая глаз.
— И в соседнем доме нету, — пробормотала Ольга. — Авария, опять… Блин, как некстати…
Дима открыл глаза; внешняя темнота стала чуть менее темной. Обозначились углы мебели, спинки кресел, прямоугольник двери, ведущей в коридор.
— Где-то здесь была свечка, — бормотала Ольга. — Вот черт, где зажигалка…
Единственный слабый огонек подсветил ее лицо снизу.
— Ты переставила кресла? — спросил Дима.
Она не сразу поняла:
— Что? А, кресла… Сейчас я позвоню в «Киевэнерго».
И она ушла звонить на кухню.
Дима снова закрыл глаза; он ужасно, запредельно устал. Наверное, он даже заснул на секунду — потому что когда он открыл глаза, свечек было уже две. Вторую держала Ольга.
— Занято, — сообщила она. — В «Киевэнерго» занято, в ЖЭКе не отвечают… Хочешь есть?
— Есть?
— Я проголодалась. Ты — как хочешь.
— Который час? — Дима потер лицо.
— Не знаю… Где-то полдвенадцатого. Еще рано…
На серванте под стеклом стоял Женькин паровозик от железной дороги. Как стоял, так и стоит. Уже лет пять — с тех пор как, занявшись футболом, Женька забросил игрушки…
Дима глубоко вздохнул. Живя в этой квартире, он не ощущал ее запаха. Теперь, став чужим — ощущает. Запах дома.
В свете желтого огонька он стал разглядывать фотографии на серванте. Раньше их было куда больше; сейчас остались только Женькины — в младенчестве и теперь. И еще Ольгина — институтская, выпускная. Исчезли те, где Дима с Ольгой засняты были вместе. Свадебная, например. Только одна осталась — старая, желтая, глубоких советских времен. Первый звонок. Десятиклассник Лима несет на плечах первоклашку Олю…
— Бутерброды, — сказала Ольга. — И банка маслин. И полбутылки вина… Живем.
…Был даже фильм такой, любительский. Отчего был — есть, если поискать… Если пленка не осыпалась. Десятиклассник Дима Шубин с первоклашкой, своей соседкой Оленькой, на плечах… Идет осторожно, прежде ему не приходилось носить на плечах маленьких девочек, зато Оленька облюбовала его плечи уверенно и уютно, ей очень нравится плыть вот так над толпой, в центре общего внимания, и, довольная, она звонит что есть силы в медный колокольчик…
Маслины были черные, блестящие и одинаковые, и почему-то напоминали о первомайской демонстрации. Есть не хотелось.
— Ешь. Хочешь вина?
Она разлила «Монастырскую избу» в две чайных чашки. Он выпил, не почувствовав вкуса. И послушно стал жевать.
Во всем доме было тихо. В мире было тихо. Из комнаты сына не доносилось ни звука.
