- В самом прямом. Занимался в студии, когда еще в институте учился. Я ведь не здесь учился, а в Москве. Там настоящая танцевальная культура. Выступал, на конкурсы ездил…
- Неужели так серьезно было? - переспросил я, удивившись, что, работая с Лавровым больше года, оказывается, ничего о нем не знал.
- Очень серьезно, - тихо ответил он. - Объяснять долго, но я имел класс "А" - то есть был мастером спорта по бальным танцам. Мне оставалось еще год потанцевать, заработать международного мастера, и тогда бы я мог уйти в профессионалы.
- Как - "в профессионалы"? - переспросил я.
- Зарабатывать танцами на жизнь. Мог бы остаться, например, в Москве в каком-нибудь эстрадном ансамбле. Танцевать, получать от этого удовольствие и деньги одновременно. Причем немалые, потому что хорошие ансамбли с хорошими танцорами ездят на гастроли за рубеж…
- А ты был хорошим танцором? - прямо спросил я.
- Да, - Лавров скупо кивнул. - Можешь мне не верить, тем более, что проверить нельзя, а то, что ты видишь у костра, это лишь остатки, да к тому же ты и не судья, чтобы оценить… Но поверь, звание мастера спорта заработать непросто, и я был очень хорошим танцором. И мог бы…
- Мог бы? А что для этого было нужно?
- Институт бросить на последнем курсе. И полностью уйти в танцы.
Потом, когда уже получил зондеркласс, можно было вернуться и закончить последний курс заочно, или еще как-нибудь.
- А что получилось? - спросил я, неожиданно втянутый в серьезный разговор с Сашей.
- Да ничего. Родители институт бросить не позволили. Они ведь у меня оба инженеры. И заставили идти по своему пути. Пришлось оставить танцы и кончать институт… И теперь сидеть в этом нашем поганом НИИ… В то время, когда мог бы танцевать. И быть счастливым… Последние слова Лавров произнес с таким страдальческим надрывом, что мне стало не по себе. Я сам никогда не испытывал никаких подобных эмоций и не мог даже представить, что человек моего возраста, спокойно работающий в нашем НИИ, может быть несчастливым…
- А вернуться в танцы теперь нельзя?
- Нет, - твердо ответил он. - Танцы это спорт. Потеря времени уничтожает все.
Я молчал. Внезапное ночное признание Лаврова ошарашило и смяло меня.
- И теперь я в общем конченый человек, - горько усмехнувшись, подытожил он. - И мне остался лишь наш НИИ. Где я и умру.
- Ну… - пробормотал я, уже пожалев, что затронул эту тему. -
Может, жизнь как-то у тебя еще наладится и переменится.
- Нет, - жестко ответил он. - Жизнь моя сломана. И в ней ничего не переменится. И мне, в сущности, уже все равно… Лавров отвернулся и принялся укладывать доски.
