«Вот, еды с собой прихватишь, — наставляла она мужа. — Лепешек вчерашних, полкурочки отварной, яиц пяток. Кто знает, когда ему удастся в следующий раз хорошо поесть…»
«Да кому — ему? — вяло сопротивлялся Умберто. — С чего ты взяла?»
«Ну, не ему — так не ему! — не спорила Агата. — А узелок возьми, коль уже собрала. Сдается мне почему-то, что Лусинда опять ничего не знает…»
Не слушая бормотание мужа, она налила в кувшин согретой воды и с полотенцем в руках ждала, пока Умберто оденется. Поливая ему на руки, Агата с грустью отметила начавшие выпирать мужнины лопатки и слишком широкий для его шеи ворот рубахи, давно не стриженные длинные его волосы.
«Завтракать будешь?» — спросила она, не особо рассчитывая на положительный ответ.
«Некогда! — буркнул Умберто. — Сумку мою куда сунула?»
«Вон, возле дверей стоит!»
«Хорошо. Если кто будет меня спрашивать — я на рыбалку пошел…»
«А кто будет?»
«Сама знаешь!»
Сунув ноги в деревянные башмаки, Умберто подхватил приготовленный с вечера рюкзак и, на ходу заталкивая в него узелок с продуктами, вышел на крыльцо.
Как вчера и договаривались, Питер ждал его на развилке тропинки, идущей с реки. Услышав шаги друга, он было встревожился и даже встал, но различив фигуру Умберто и убедившись, что он один, сразу успокоился.
«Привет!» — поздоровался Умберто.
«Bonjour!» — отозвался О'Брайан.
Умберто опустил сумку на землю, присел на корточки. Питер устроился напротив.
«Ходил к Балтазару?»
«Да».
«Запомнил адрес?»
«Даже записал на всякий случай!»
Они перебрасывались короткими, понятными им обоим фразами. За прошедшую неделю они дважды поругались и снова мирились. Питер то был готов отказаться от своей идеи, то являлся мрачнее тучи, вываливая на друга бесконечные жалобы на неуклюжие и беспомощные ласки стареющей Лусинды, на ее неопрятность и пошатнувшееся здоровье. Но больше всего О'Брайан переживал из-за своей слабнущей день ото дня памяти, пытаясь поддержать ее непрерывным повторением терминов и понятий, формул и названий. Освобождение головы для новых знаний происходило у него впервые и потому воспринималось чрезмерно болезненно.
Умберто надеялся, что друг протянет в деревне еще хотя бы год, но Питер вчера заявил как отрезал: «Все, ухожу!» и спорить с ним оказалось бесполезно. Еще хорошо, что он послушался совета и обратился за помощью к Балтазару. Тот назвал пару доверенных лиц в Сан-Себастьяно, способных без лишних вопросов принять девяностолетнего мальчугана в свой дом и выправить ему документы на первое время.
