Когда Антверпен подлетел к часам, чтобы снять малыша, она заорала не своим голосом, испугавшись, что воробей склюёт её непутёвого сыночка. Малыш при этом, не замолкая ни на минуту, орал тонким голосом.
Только утешили одного, как второй провалился в щель между половыми досками, и Михееву пришлось его оттуда выковыривать длинными когтями. Одна парочка не переставая колотила друг друга. Четверо самых рослых затеяли на столе играть в футбол сухой горошиной и гоняли её до тех пор, пока один дурачок не свалился со стола и не сломал сразу четыре ножки. Пришлось его лечить Васиным соком. Надо сказать, что Вася и прежде был безотказен, по первой необходимости предоставлял свой толстый лист для медицинских целей, но с тех пор, как у Марьи Семёновны появились дети, ему всё чаще приходилось расставаться с листочками.
От этого детского сада все сбились с ног, а у Васи даже начались головные боли. Правда, он точно не мог сказать, где именно голова у него находится. Где-то в районе верхних листьев.
Малыши быстро съели всё съедобное, что обнаружили в доме, и вопили от голода. Марья Семёновна оказалась совершенно не приспособленной к жизни: прежде у неё никогда не было детей, и она не знала, как и чем их кормить. Михеев схватил бидон и побежал за молоком — неизвестно куда. Уходя, он проворчал:
— Я бы лишил её материнства! Какая беспомощность! Безобразие!
Часа через два он пришёл, страшно усталый, весь в пыли, но с полным бидоном молока. Он налил молоко в блюдечко, и малыши накинулись на еду, отталкивая друг друга ногами.
— А ну по очереди! — прикрикнул Михеев. Как ни странно, малыши его послушались. Марья Семёновна смотрела на кота с восхищением, потом подошла к нему и тихо-тихо прошептала:
— Большое вам спасибо, Михеев, вы меня так выручили! Я и не знала, что вы такой добрый. Я вас всегда так боялась.
И заплакала. А Михеев отвернулся и пробормотал в сторону:
— Да ничего, ничего, пустяки. Я детей люблю. У меня у самого было такое тяжёлое детство, — и вздохнул.
Маленькие сороконожки немедленно вылакали всё молоко, животы у них раздулись, ножки ослабели, и они вповалку заснули тут же, около блюдечка.
«Ну, просто как котята», — подумал Михеев.
