Каскет кивнул.
— Дорогу осилит бредущий, — сказал он.
— Один бредущий был и до тебя, — сказала она. — Но он принес себя в жертву, дабы даровать спасение.
— Но я не бог, — возразил Каскет. — И не хочу им быть, ибо для этого нужно любить людей. Иногда я думаю, что это и есть основной, главный атрибут божества — любовь к людям. Ко всем людям! Вот этого я никогда не пойму.
— Этого и не требуется.
— Ты защищаешь людей, — произнес Каскет. — Во всяком случае, так говорят. Значит, ты их любишь. Вот так запросто появляешься перед каждым бредущим путником…
— Не перед каждым, — прервала она его. — Не каждый бредет. И не каждому дано знать тайны мира. Ты побывал в Игре. Тебе показалась странной и местность, и игра, и правила ее. Но это — axis mundi. Это мировращение. Может, тебе показалось это несолидным — бегают какие-то, галдят. Это слишком странно, чтобы быть верным. Однако это так.
— Я вовсе не преуменьшаю значение мною увиденного, — заметил Каскет. — Но мне нужно было оттуда выбираться…
— Вот именно, — сказала она. — Тебе нужно было оттуда выбираться. И для этого ты нажал невидимую кнопку, обратил необратимые процессы вспять. Теперь даже мне неизвестно, чем все это кончится.
— Зачем знать? — пожал плечами Каскет. — Будет известно в свое время.
— Это время может и не настать, — строго сказала София, откидывая голову.
— Твое дело — защитить людей от того, что может настать, — усмехнулся Каскет.
— А как ты представляешь себе свое дело? — спросила София. — Я не могу позволить тебе ломать и дальше. Это не по правилам. Это противоречит всему.
— Раз это есть, значит, этому надлежит быть, — изрек Каскет. — Такова незыблемая формула. А вот уничтожение этого будет действительно противоречить всем правилам.
София в раздумье медленно проплыла к высокому окну, за которым была видна все та же бурая равнина. Потом так же медленно кивнула.
— Вот он, неизбежный дуализм! — засмеялся Каскет. — И никуда от него не деться. Все подчиняется этому космическому цинизму. Ты сама создала мир таким, противопоставив свет и тьму.
— Я была лишь проводником высшей воли, — гневно воскликнула София. — И свет и тьма — еще не все. Есть и сумерки. Люди — сумеречны.
— Не все, — уклонился Каскет.
— Нет, все, — ударила София. — А кто нет — отступление от нормы. Патология. Это не люди.
— Очень хорошо, — поклонился Каскет, уязвленный.
— Верно, я люблю людей, — продолжала София, — со всеми их грехами. Ведь они — люди. И я заступаюсь за них перед ликом Его и перед ликами тех, кто им вредит. Хотя твое лицо не назовешь ликом.
