— Любимая! — воскликнул Каскет, Эртелю назло. — Я не забуду тебя и с края света приду, чтобы наши любящие сердца воссоединились!
— Я буду ждать, — донеслось сверху, заглушаемое нечленораздельными звуками, издаваемыми Эртелем. — Я буду вечно ждать!
Тяжелая дубинка стукнула Каскета по затылку, и ему стало не до Адальперг.
Он очнулся в подземелье. Возле него с факелом в руке стоял Эртель. Эртель ухмылялся.
— Никто не сможет упрекнуть меня в том, — произнес он, — что я не предупреждал тебя. Нет, я предостерегал тебя, но ты не внял моим советам, кои были продиктованы исключительно доброй волей и благорасположением.
— Но в каком, — заметил Каскет, — они были сделаны тоне?
— Тон — вопрос вторичный. Главное — смысл, содержавшийся в моих увещеваниях.
— За тоном я не понял смысла, — возразил Каскет. — Но все равно я ценю твои советы, дядя, как ценил их и в детстве, когда прислу…
— Я для тебя «его величество», — сварливо перебил Эртель. — Что же ценю в тебе я, Каскет, так это твой талант добытчика, если не сказать прямее и грубее. Ты мне достанешь одну вещь. Но ее трудно достать! — Эртель мерзко захихикал.
— От твоих слов, дядя Эртель, — сказал Каскет ежась, — холодок пробирает меня. Ты меня знаешь, я человек робкий и неспособный на какой-либо отчаянно-смелый поступок.
— Заткнись! — очень тактично и вежливо оборвал его Эртель. — Ты пойдешь и достанешь мне мандрагору.
— Но мне надо подумать, — упавшим голосом проговорил Каскет.
— О да, — обаятельно улыбнулся Эртель. — Я подожду тут за углом. Надеюсь, тебе не помешают в твоих размышлениях некоторые бродящие здесь в изобилии твари, которые, наверно, давно не ели и голодный блеск коих я примечаю вон в тех темных проходах.
— Я согласен, — тотчас же согласился Каскет.
Угрюмого вида стражники приволокли его в курительную Эртеля. Тот как всегда дымил кальяном, золотым с бирюзовыми вкраплениями. Другой кальян, отделанный треугольными сапфирами, курил советник царя Вундт, человек-тапир с безобразной мордой и зелеными морщинистыми лапами, выглядывающими из тонких кружевных манжет. Его Каскет ненавидел, пожалуй, еще сильнее, чем своего дядю.
— Надо отдать тебе должное, — произнес Эртель, когда Каскета расковали. — Адальперг тоскует по тебе. Но я запер ее в башне: так, может быть, она быстрее успокоится.
Эртель и Вундт внимательно следили за реакцией Каскета.
— Мерзавец! — пылко вскричал тот, потому что этого от него ждали. — Ты поплатишься за это!
