— Пять футов, сэр.
Мелело быстро, и до пляжа оставалось, видимо, не более пятидесяти ярдов. Цикады давали обычный ночной концерт, звучавший как тиканье миллионов часов, время от времени контрапунктом в него врывалось резкое кваканье лягушки, словно жалующейся на засилье насекомых. Вдали на берегу слышалось грозное хрюканье — это дикий кабан искал себе пропитание под сенью сосен и пробковых дубов.
Где же эта проклятая Башня? Узкая полоска пляжа просматривалась прекрасно, можно было различить и находящиеся за ней дюны, по вершинам которых темным кантом вились заросли можжевельника и горных роз, а также ковер растений, состоявших из тысяч коротких пальцевидных отростков — как его называют? Какое-то странное название — fico degli Ottentoti — палец готтентота.
«Мальчик мой, — сказала ему мать, когда он был еще совсем юным, — когда-нибудь ты вернешься сюда, и к тому времени станешь взрослым, достаточно взрослым для того, чтобы понять и судить эту страну». Теперь это время пришло. Конечно, суждения его матери принадлежали женщине, относящейся к семье, в течение многих веков пользовавшейся властью и влиянием, и имевшей друзей среди представителей лучших родов Италии, которые были убеждены, что эти полусумасшедшие побочные отпрыски Габсбургов и Бурбонов, дегенераты и выскочки, узурпировали их власть и попирают их законные права. А хлынувшая вслед за ними в страну испанская и австрийская знать получает владения, которые по праву должны принадлежать итальянцам. Бывало, что их земли короли жаловали родственникам своих фавориток. Что еще хуже, им приходилось видеть, как их имения или владения церкви попадали в лапы папских князьков — этих незаконнорожденных отпрысков, прижитых папами в нарушение священного обета безбрачия, которые росчерком пера «святейшего» отца наделялись огромными поместьями. Знать, рожденная в преступной похоти и богатеющая благодаря коррупции.
Впрочем, эти мысли не имеют отношения к делу — они лишь отзвук, эхо суждений его матери, которые она часто, и в довольно резкой форме высказывала. Он не брался судить, справедливы они или нет, однако его мать и леди Роддем, ее подруга, славились своими смелыми передовыми взглядами, за что их недруги приклеили им ярлык «республиканок».
К черту передовые взгляды, скомандовал себе Рэймидж, как далеко мы сейчас от Башни? И вдруг совсем рядом, бледно мерцая в свете луны, перед ним обрисовался мощный квадрат солидной каменной кладки, наполовину скрытый за песчаными дюнами. Как же он не замечал его раньше? Рэймидж понял, что искал что-то темное, скрытое в тени, не принимая в расчет, какой эффект может дать свет луны. Проклятье! Если на вершине башни у французов находится хотя бы полусонный часовой и пара орудий…
