Уоли заметил, что она смотрит в окно.
– Клара, ты не могла бы спуститься на минутку?
Помедлив, она сошла вниз, запахнувшись в халат, и остановилась в дверях кухни. Уоли смотрел куда-то сквозь нее, устремив взгляд вдаль, на неясные очертания предметов в тусклом лунном свете.
– Как по-твоему, его работа продвигается? Ты чувствуешь это? Кстати, чем он все-таки занят?
– Если ты спрашиваешь о сценарии, то его у Сержа нет. Наверное, об этом он и сам тебе сказал. Но мысли… кажется, он чем-то поглощен, – с раздражением отозвалась Клара, вынужденная демонстрировать преданность мужу. – Он всегда работает.
– Им очень недовольны, – сообщил Уоли. – Он дорого обходится.
Вернувшись в спальню, Клара позвонила матери. Час ночи во Франции – удачное время, чтобы застать дома тех, кто живет в Орегоне, где сейчас четыре часа дня. Но Клара услышала только сообщение автоответчика: «Дом Синтии Холли, говорит Кристал. К сожалению, сейчас мы не можем подойти к телефону…» Клара решила, что они повезли Леди к ветеринару.
Кристал не подошла к телефону потому, что была в саду. Копала могилу для Леди. Которая, конечно, умерла. Кристал надеялась, что четыре тысячи долларов уже высланы. Вряд ли у нее потребуют счет от ветеринара. А если и потребуют, об этом можно подумать потом, когда придет время – если оно вообще придет. Она рыла яму в саду, влажные листья липли к ее ногам, в земле попадались муравьи, пауки и гнилые орехи. Слезы текли по ее лицу. Кристал всхлипывала, оплакивая Леди, свою собственную жизнь и жизнь вообще.
Анна-Софи чувствовала нечто нелогичное в своем желании отправиться в магазин, вместо того чтобы неспешно позавтракать с Тимом, и все-таки собиралась на работу, как делала каждое воскресное утро. По прошествии целого дня ее страх не утих, даже усилился.
– Я ухожу. Je m’en vais. Надо выдержать это испытание, войти в привычную колею, – сообщила она, и по выражению лица Тима поняла, что он не сразу сообразил, о чем речь. Но потом он все понял. Ему и в голову не приходило, что Анну-Софи могут преследовать кошмары: эта мысль настолько не вязалась с представлениями Тима о ней, что он почти забыл об окровавленном трупе месье Будерба и предполагал, что и Анна-Софи об этом уже забыла. Черствость Тима разочаровала Анну-Софи, и он сразу понял это, увидев, как мило она надула губки.
Тим провел с ней всю ночь (у Анны-Софи он только ночевал, а в своей квартире работал) и, как обычно по утрам, до чтения газет, казался самым необщительным из людей – во всяком случае, не желал слушать о чужих потрясениях и кошмарах.
