Афера | страница 50
Жилых комнат-номеров в «охотничьем домике» было всего пять: две на нижнем и три на втором этаже. Кроме того, сразу у входа размещалась комната дежурной сестры, имелась душевая, туалет, умывальная, общие на всех живущих (тут Макаров понял, почему отдыхающие со связями, такие, как Гостенин, жили, занимая целиком весь корпус), и даже кухня с разделочным столом и электрической плитой.
Обычно в разгар сезона, то есть в июле и в первой половине августа, простых отдыхающих, приезжавших в «Янтарный залив», в «охотничий домик» не селили — корпус держали свободным на случай приезда разного рода начальства: мог пожаловать на выходные кто-нибудь из местных боссов, а то из самой Москвы заявлялась вдруг персона, требовавшая к себе особого внимания. Таких особых корпусов для «больших людей» в пансионате было всего три, и «охотничий домик», хотя и не считался из них самым лучшим, не был и самым плохим — в общем, отдыхающие бонзы были им довольны.
Паша Гостенин, очевидно, принадлежал к таким людям, для которых поселиться в корпусе номер семнадцать не составляло проблемы — он ещё только выезжал из Москвы, а апартаменты уже готовились к приёму, и это в самое напряжённое для пансионата время, когда отдыхающих селили чуть ли не в бильярдных. Но Макарова, честно признаться, мало интересовала морально-этическая сторона дела и то, каким же должен быть пост отца погибшего, если ему удавалось два года подряд абонировать для сына целый корпус, хранимый администрацией как зеница ока для приезжего начальства. Макаров пришёл в «охотничий домик» совсем не для того, чтобы выяснять, почему Гостенин жил здесь один, а теперь, в связи с близящимся окончанием сезона, — целых пять семей с детьми. Алексей хотел расспросить обслуживающий персонал «охотничьего домика» о том, кто бывал в гостях у Павла; когда и с кем его видели в день гибели; с кем он ушёл из корпуса, а также о том, как вообще персонал корпуса относится к официальной версии, по которой их постоялец утонул без посторонней «помощи».
В общем, все вопросы были достаточно безобидными, однако разговор с дежурной медсестрой откровенно разочаровал. Женщина оказалась из тех, кто не может сказать что-либо сверх того, что принято называть официальной точкой зрения. Яркая брюнетка, зачем-то покрашенная в нелепый соломенно-жёлтый цвет, рассмотрев предъявленный Алексеем документ детектива страховой фирмы, сказала только, что Гостенин жил тихо, порядка никогда не нарушал и если водил к себе гостей, то она за ними не присматривала — мол, нынче у нас полная свобода, и каждый, если он не нарушает порядка и не ущемляет права соседей на отдых, волен заниматься тем, чем ему вздумается. Относительно полной свободы Макаров, естественно, ей не поверил. Он предпринял титанические усилия, чтобы разговорить женщину, подарил припасённую шоколадку, вспомнил несколько анекдотов и слухи, которые якобы ходили об утопленнике по городу, но все было бесполезно. Как бы невзначай обронённая вполне, впрочем, доброжелательно отнёсшейся к нему медсестрой фраза, что работу в их городе найти трудно и потому даже не самая завидная должность дежурной медсёстры является желанной для многих, — эта фраза окончательно расставила все по своим местам, вынудив Макарова отказаться от бесплодных попыток убедить женщину поделиться с ним своими наблюдениями.