Все они принадлежали к тому возрасту, когда счастье безоблачно, возрасту, который туземцы именуют Временем Радости, так как у них много времени для отдыха, танцев, пения и флирта, а выполнение общественного долга еще только маячит впереди. И хотя они охотно вытаскивали свои лодки на берег возле мыса и застенчиво представали пред очами Лэнгри, оказывая ему всяческий почет, но он-то знал, что никакой разговор о завтрашних горестях и невзгодах не отвлечет их помыслы от радостей сегодняшнего дня.
Его вопросы повергали их в удивление. Они с большим трудом усваивали новые для них концепции. Они, потея, пытались научиться произносить новые для них созвучия. Им приходилось переносить неслыханные испытания выносливости, силы, памяти, сообразительности. О’Брайен проверял их, отвергал, а на их место прибывали новые, пока он наконец не отобрал себе пятьдесят учеников.
В лесу — подальше от соблазнов моря, берега и деревни — О’Брайен построил крошечный поселок. Там он и поселился со своими пятьюдесятью учениками, заставляя их учиться от восхода до заката, а иногда и до полуночи. Туземцы из деревни доставляли им пищу, тогда как люди из более отдаленных мест приезжали, чтобы помочь эту пищу готовить. Форнри всегда был на месте, готовый помочь во всем, а Далла незаметно подавала прохладительный напиток и влажные листья, которыми Лэнгри вытирал лоб, когда уставал, а другие ждали, когда он отдохнет. Боли в животе приходили и уходили. Когда они были слабы, О’Брайен их старался переносить незаметно, когда же игнорировать боль становилось невозможно, он распускал учеников и ждал, пока она хоть немного утихнет.
Формально обучение самого О’Брайена кончилось тогда, когда он вырос настолько, что смог удрать от своего классного наставника, но потом он учился всю жизнь и в своих странствиях умудрился накопить кое-какие сведения по самым разным вопросам. Но он никогда не думал, что запас этих знаний столь мал. Кроме того, он понял, как иногда трудно объяснить другим даже то, в чем ты сам неплохо разбираешься. Дело в том, что он ничего не смыслил в преподавании.
О’Брайен стоял у края вырубки. За его спиной висело нечто вроде классной доски — сплетенная из волокон циновка, растянутая между двух стволов и обмазанная толстым слоем влажной глины. Острой палочкой О’Брайен изобразил на ней цифры от единицы до десяти, а под ними то, что считал основами арифметики:
1 + 1 = 2
1 + 1 + 1 = 3
Пятьдесят учеников сидели на земле, пребывая в разнообразных стадиях невнимательности и недоумения. За их спинами — на дальнем конце вырубки — виднелись дома поселка. На опушке прятались деревенские ребятишки, чьи лица время от времени мелькали в кустах. Их любопытство не знало границ.
