«Кригер ведь говорил, что они с убитым были конкурентами… И когда Канинхен обратился к нему с просьбой о посредничестве, Кригер получил возможность ознакомиться с коллекцией своей жертвы. Увидел „Краковскую десятку“, о наличии которой у коллекционера он не знал, увидел знакомую ему еще по 1948 году коллекцию марок „За лот“, осмотрел старые „Саксонии“. Отсюда и пошло… У Кригера нарастала зависть. Должно быть, она душила его все сильнее, пока в конце концов он не пришел к мысли завладеть тем, что лишало его сна. Притаился. Не отвечал на письма из Эрфурта. Старался не попадаться на глаза вдове… Впрочем, вдова близорука, да и вообще могла его не знать, поскольку убитый не был с ней откровенен…»
– Ваше здоровье, господин Канинхен!
– Ваше здоровье, дорогой коллега!
«Кригер! Мнимый приятель НД, человек, который под личийой дружбы скрывал бандитские замыслы! И выступал после убийства не только как врач-эксперт, но и как… специалист по маркам! Назвал нам номера украденных марок. Сообщил, откуда часть из них попала в альбомы покойного коллекционера… Да, все это должно было сыграть роль фальшивого алиби, должно было завести нас в тупик, из которого мы не найдем выхода…»
– Ваше здоровье, дорогой коллега!
– Ваше здоровье, господин Канинхен!
«Доктора Кригера сбила с толку справка, найденная в моем кармане. Из нее он понял, что я был якобы выписан из психиатрической больницы. Благодаря удивительному стечению обстоятельств в справке была указана профессия освобожденного: врач. И по мнению Кригера, все складывалось так, что лучше и не придумать! Работники милиции найдут на месте преступления душевнобольного врача. И тут уж не будет никаких сомнений, что именно он сделал смертельный укол. Он (то есть я) пришел на место преступления второй раз! А рана на темени могла в крайнем случае свидетельствовать, что этот помешанный стукнулся, например, об угол письменного стола во время внезапного припадка эпилепсии…»
– Ваше здоровье, господин Канинхен!
– Ваше здоровье, мой дорогой!
«Позже Кригер понял, что на вилле он допустил ошибку, что тот, кого он принял за душевнобольного врача, был я. Когда я очутился в больнице и НД попросил его по-дружески взять меня под свою опеку, было поздно. Он уже не смел или не имел возможности устранить меня. В этом случае попытка убийства была бы равносильна его разоблачению. Ведь он не работал в этой больнице, а приходил туда только как консультант!»
Я вздрогнул при мысли, что, сам того не зная, провел несколько дней… под опекой расчетливого убийцы!
