Из моей копилки | страница 11



У отца было еще время отдать кое-какие распоряжения:

– Умру, выходи замуж хоть за черта, только не обижай сироту Костюшу, – завещал он моей мачехе, прожившей с ним всего полгода.

Меня он погладил по голове, прослезился:

– Жаль, не вырастил тебя, не выучил птенчика летать… Будешь большой – умей за себя постоять. Выучись…

Я ответил ему слезами.

– Разобрало, значит…

Он лежал на широкой лавке, к ней была приставлена скамейка, чтобы больной, разбитый в драке отец не скатился на пол. Левая рука у него от самой кисти и до плеча ужасно распухла и посинела до черноты. Это и был антонов огонь. На указательном, распухшем пальце резко обозначилось белое, как из сметаны, кольцо.

Не раз отец пытался снять это кольцо, оно не снималось. Мешала опухоль и загрубевшие складки на сгибах пальца.

– Позовите Турку, надо проститься и сказать ему дело, – потребовал отец.

Алеха Турка не замедлил прибежать к нам в избу.

– Ну, чего ты, Иван, надумал, не твое время спешить на тот свет, где кабаков нет. Живи…

– Антонов огонь кого хошь спалит, – горько усмехнулся отец. – Не устоишь. Одно худо – не знаю, от чьей руки подыхаю. В потемках не приметил, кто меня так дернул… А тебя вот о чем попрошу: поприглядывай за сиротой, не давай в обиду…

Собравшись с силами, отец привстал с лавки, дотянулся до сапожного верстака, взял острый нож и, стиснув зубы, стал срезать с пальца складки и опухоль, дабы без усилий снять колечко.

Турка даже не успел отнять у него нож, да это и не удалось бы.

Густая, как показалось, черная кровь сползала и капала на пол. Отец снял окровавленное кольцо, подал Турке:

– Носи обо мне на память… Хороните меня рядом с покойной Марьей. Вот и все…

Через два дня, в холодное утро, по снежному первопутку отвезли отца на погост.

Звонил самый малый, бедный колокол.

Надсадно галдели голодные галки.

12. ДОДЫРЯ

СТАРИК Додыря всю жизнь прожил холостым. У него не было своих детей. Но очень любил он внучатого племянника Петьку. Петьке шел пятый год. Как такого не любить, не побаловать гостинцем или самодельной игрушкой вроде выструганного из дерева конька.

Летом Петька бегал по деревне полуголый, в длинной рубашонке, ему пока еще, по условиям местной жизни, штанишки не полагались. Петька любил Додырю пуще отца и матери и звал его дедушкой. Однажды из огорода, что под окнами у Додыри, Петька испуганно закричал:

– Дедушка! Меня червяк укусил!

Додыря знал, что иногда из ближнего болота в деревню заползали гадюки. Он бросился на крик ребенка.