— Пахом, лампы лишние потуши, — пригладил подбородок Андрей. — Одну оставь. Будем в нее масло доливать.
— Сделаю, княже, — поднялся холоп. — Одного понять не могу. Отчего боярин здешний так уверен, что ты его слугой станешь? Да и про нас вроде то же самое решил. То сказывают, жрать нас станут, кровь нашу пить, а то — что служить им станем. Помрем же мы, коли съедят!
— Не съедят, кровь вы… — Зверев осекся, прислушиваясь к собственным словам, а потом со всего размаха хлопнул себя ладонями по лбу: — Боже мой, какой же я идиот! Какой кретин! Ну да, конечно, конечно, это все объясняет! Как я сразу не догадался?!
— Ты чего, Андрей Васильевич? — испугался Илья. — Тебе нехорошо?
— Боже мой, как я сразу не догадался! — повторил Андрей. — Пахом, это же все так просто! Они вовсе не упыри, Пахом. Это вампиры!
— Кто? — не понял дядька.
— Вампиры, Пахом, вампиры. Те, кто продал душу Дьяволу и теперь не может жить без человеческой крови.
— Да, слыхал я о таком чародействе, — кивнул холоп. — Средь схизматиков подобное случается.
— Смотри, Пахом. Во-первых, упырем может стать только человек неупокоенный, — загнул палец князь. — Тот, кто умер, но не был ни похоронен, ни отпет, ни кремирован, на тризне не помянут. Те, кто заблудился, утонул, пропал. В общем, в стороне от людей помер. Так? Упыри света не боятся, вялые они и трусоватые — дитя малое со двора прогнать может. К родичам своим тянутся. Коли и попытаются человека погрызть, то только сонного. В стаи не объединяются, да и не бывает их много. Сколько их таких, неупокоенных, случается? Раз в десять лет один прибредет, и все. — Он посмотрел на ладонь и согнул в кулак оставшиеся пальцы.
— Да, помню, в Бутурли такой пришел, — кивнул Пахом. — Мне тогда всего годков девять было. Мы с братьями все бегали на него смотреть. Он на двор к дочке забредал, на скамью садился и смотрел, смотрел, смотрел. Ей надоедало, она на него прикрикнет — он к брату уйдет, там сидит. Две седьмицы по деревне слонялся. Мужикам надоело, они его отпели да вниз лицом на кладбище закопали. Более не являлся. И не тронул он никого за все время. Пугал только. Мертвый ведь, страшный. Его, видать, медведь в лесу задавил.
— Вот и я про то, — согласился Андрей. — Вампиры же — они другие. Эти ребята крепкие и ловкие, кровь людскую пьют да этим других заражают. Те несчастные, которые от их укусов умерли, сами потом вампирами делаются. Запусти такого в деревню — через месяц в ней все жители вурдалаками станут. А еще они от упырей тем отличаются, что боятся дневного света, колокольного звона и осинового кола в сердце. Еще, говорят, чеснока и кладбищенской земли они боятся — но это средство их не убивает, только отгоняет в сторонку. Ну и голову такому отрубить — тоже помогает. Без головы никто выжить не сможет, средство безотказное.
