— Привез все дерьмо, о котором говорилось в е-мейле.
— Совместимую с северным склоном «хитрую» палатку? — допрашивал Гэри.
Жук кивнул: по крайней мере, я именно так истолковал движение большой клювастой головы. Должно быть, и Гэри так показалось.
— Питание на две недели?
— Да, — заверил Канакаридес.
— Для вас имеется высотное снаряжение. Граймз сказал, что вы умеете обращаться со всем: с «кошками», репшнурами, веревками, ледорубами, альпенштоками, жумарами[5], словом, уже поднимались на горы раньше.
— Гора Эребус, — сообщил Канакаридес. — Я там тренировался несколько месяцев.
Гэри вздохнул.
— К2 немного отличается от горы Эребус.
Мы немного помолчали. Ветер продолжал завывать, бросая мне в лицо длинные пряди моих волос. Наконец Пол показал на то место, где ледник закруглялся вблизи Базового Лагеря и поднимался к восточному склону К2, заползая под задний склон Пик-Броуд. Я едва различал ледопад в том месте, где ледник смыкается с ребром Абруцци[6] на К2. Этот гребень, дорога для тех, кто первым попытался взойти на гору, и линия первого успешного восхождения на вершину, станет нашим аварийным маршрутом, если восхождение по северо-восточному ребру и восточному склону не удастся.
— Видите ли, мы могли пролететь над ледником, начать восхождение с подножия ребра Абруцци на высоте восемнадцати тысяч футов и избежать, таким образом, опасности попасть в трещину на протяжении этого пути, но мы с самого начала планировали начать подъем отсюда, — пояснил Пол.
Канакаридес ничего не ответил. Его основные глаза были снабжены прозрачными мембранами, но никогда не мигали. Черные провалы смотрели прямо на Пола. Остальные два глаза глядели Бог знает куда.
Я почувствовал, что должен сказать что-то, и поспешно откашлялся.
— Черт с ним! — воскликнул Гэри. — Зря жжем дневной свет! Давайте складываться и в путь!
Лагерь Номер Один
Северо-восточное ребро
Около 18 300 футов над уровнем моря
К2 называют «свирепой горой» и сотнями других прозвищ, впрочем, крайне уважительных. Это гора-убийца, уничтожившая больше мужчин и женщин, пытавшихся одолеть ее (в процентном соотношении, разумеется), чем любой другой пик в Гималаях или Каракоруме. Это не значит, что она особенно злобна или недоброжелательна. Просто является дзен-квинтэссенцией горы: отвесная, высокая, пирамидальная, если смотреть с южной стороны, напоминающая идеальную, нарисованную детской рукой каноническую модель Маттерхорна: зубчатая, крутая, с острыми, как нож, гребнями, сотрясаемая частыми лавинами и неистовыми бурями. Никакие сантименты и попытки персонификации природы не позволяют предположить, что горе хоть каким-то минимальным образом не наплевать на человеческие надежды и человеческую жизнь. Собственно говоря, было бы невозможным и политически некорректным выразиться или хотя бы намекнуть, что К2 абсолютно мужеподобна. Она бесконечно равнодушна и абсолютно неумолима.
