Представив себе, каких мучений, какого умственного напряжения стоило дочери принца это письмо, Гэндзи улыбнулся.
- Пожалуй, самым ценным даром можно считать именно стихотворение, - говорит он, рассматривая пожелтевший листок бумаги, и Таю заливается краской.
Из ларца торчат концы какого-то одеяния. Судя по всему, это нижнее платье модной расцветки[20], но невероятно поблекшее, старинного покроя, а также темное - и с лица, и с изнанки - носи. И то и другое сшиты весьма дурно.
- «Что за диковинный наряд?» - думает Гэндзи и как бы между прочим пишет что-то на краешке развернутого письма… Таю заглядывает сбоку и видит:
«Вряд ли цветом своим,
О шафран, ты прельстить меня можешь,
Но скрасным цветком -
Почему, я и сам не знаю -
Расстаться никак не могу
[21].
«Всегда ярко-алым мне этот цветок казался», но, увы…» (52)
«Очевидно, не без причины сетует он на красные цветы», - догадывается Таю, но, как ни жаль ей госпожу, чье лицо она не раз имела возможность видеть в лунном свете, стихотворение Гэндзи приводит ее в неописуемый восторг.
- Алый наряд,
Один только раз окрашенный,
Блекнет так быстро…
Но все ж и его не стоит
Молве отдавать на суд.
Увы, тяжко жить в этом мире, - привычно, как бы между прочим, отвечает Таю.
Стихотворение ее не представляет собой ничего особенного, но Гэндзи снова и снова сокрушается: «Когда бы та сумела хоть так ответить…» Однако высокое звание дочери покойного принца Хитати требовало сочувствия, и менее всего ему хотелось, чтобы из-за подобных мелочей страдало ее доброе имя. Тут подходят прислуживающие в его покоях дамы, и Гэндзи говорит, вздыхая:
- Лучше спрячем это платье. Уж очень оно не похоже на обычное подношение.
«Для чего я показала ему? Теперь он и меня будет считать полной невеждой…» - Совсем смутившись, Таю тихонько выходит.
На следующий день Таю прислуживала во Дворце, и, заметив ее в Столовом зале[22], Гэндзи бросил ей записку, сказав:
- Вот ответ на вчерашнее. Надеюсь, он не покажется слишком дерзким…
- Что, что такое? - заинтересовались дамы.
- Ах, и ту прекрасную деву забыв,
Деву с горы Микаса,
Чье лицо словно алой сливы цветок…
[23] -
произнес Гэндзи и вышел.
Таю была восхищена, а не знающие, в чем дело, дамы недоумевали:
- Что же его так развеселило?
- Да ничего особенного. Верно, подглядел, какой оттенок приобретает нос у того, кто любит носить алое платье по утрам, когда выпадет иней… А как хороша его песня, не правда ли? - сказала Таю.
- Но она более чем неуместна. Где он увидел здесь ярко-алые цветы? Вот если бы среди нас были госпожа Сакон или Хиго-но унэбэ…
