До тех пор я семь раз летал на Дальний Восток или обратно, и всегда по дороге видел что-нибудь интересное. На этот раз почти весь полет проходил в условиях полярной ночи, так что ничего особенного ожидать не приходилось. Но где-то над Оймяконом за окном ненадолго рассвело, и я увидел внизу удивительный пейзаж.
Горные хребты, сочно-розовые в лучах низкого солнца, причудливо ветвились, словно морозные узоры на стекле, а между ними змейками извивались синие полоски пойменного леса вдоль замерзших притоков Индигирки. С высоты восьми тысяч метров было отчетливо видно, как в узком каньоне лопнула гигантская наледь, и потоки прорвавшейся из-под нее речной воды устремились вниз по руслу. Я поклялся себе, что обязательно доберусь летом до этих мест. В девять вечера самолет развернулся над Петропавловском, и я приник к иллюминатору, высматривая огненный цветок лавового фонтана. Но его не было.
Мой друг Серега стал лидером "зеленого" движения Камчатки. Он развернул бурную деятельность по борьбе с золотодобытчиками и лесосплавщиками и был в курсе всех новостей. За прошедшие три года на полуострове многое изменилось. Передовые отряды наступавшего массового нашествия туристов уже достигли этих чудесных мест. Медведей перестреляли на желчь, пользующуюся спросом у японцев; соболей, рысей и росомах - на меха для американцев. В народе ходили мрачные слухи о скорой отмене режима погранзоны.
Рассказал Серега и об извержении. Маршрут к подножию Авачи был любимой трассой лыжных прогулок горожан. В то воскресное утро по нему катались сотни людей.
Когда раздался взрыв и над вулканом взметнулась на высоту двадцати тысяч метров пепловая туча, все с открытыми ртами смотрели на происходящее. Через несколько минут мелкий черный песок начал сыпаться на снег. Пепел на ощупь напоминает наждак, и, когда горожане на своих пластиковых лыжах вернулись домой, у многих от лыж оставались одни крепления.
К моему приезду все покрыл свежий снег, и по накатанной лыжне я преодолел плавный тридцатикилометровый подъем за четыре часа. Ярко светило солнце, лесотундровые синицы - сероголовые гаички перекликались в ажурных ветвях каменных берез. Было всего на несколько градусов холоднее нуля. Единственное, что портило настроение - сам вулкан. Его вершина дымилась, на склонах виднелись темные потёки свежей лавы, но больше никаких признаков жизни он не подавал. С пятого по десятый километр пути я был совершенно уверен, что опоздал и извержение кончилось. Потом стал слышен неровный гул, а когда по откосу горы в белом снеговом облаке пронесся мощный камнепад, сомнений не оставалось: что-то интересное там явно происходило. Лыжня пропала, но по плотному снегу было легко бежать даже на подъем.
