— Тоуд! — закричал испуганный Барсук. — Ты бессовестно рассказываешь нам о том, что зашло уже так далеко, что дальше некуда, и называешь это «незначительным»!
— Но, Барсук, можно ли ожидать, чтобы я помнил то, что случилось, когда я был очень молод, а она еще моложе? В самом деле, об этом скорее ты должен помнить, ведь это ты был другом моего покойного отца и часто гостил в Тоуд-Холле в те годы, до моего рождения. Ты мог бы лучше меня помнить, как приезжал сюда на одну ночь мой дядюшка с кузиной Флорентиной, ныне мадам д'Альбер, когда ей было несколько месяцев от роду.
Тоуд сполна насладился этой речью, этой чудесной комбинацией раскрытой тайны, уязвленной гордости и воспоминаний о невинном детстве, уже не говоря о том, как искусно он вынудил Барсука самого вырыть себе яму. Барсук уже приготовился излить на Тоуда всю досаду за этот подлый обман, но ему помешало своевременное появление Прендергаста.
Деликатно покашливая, он внезапно вырос в дверях, ведущих из дома в зимний сад, и, дождавшись полной тишины, объявил:
— Графиня Флорентина д'Альбер-Шапелль просила передать извинения, сэр, что ее туалет продлился дольше, чем она предполагала, и потому она задержится на несколько минут.
— Ага! — воскликнул Тоуд, вскакивая на ноги. Видимо, сокрушительная победа над Барсуком подняла ему настроение и сильно ускорила выздоровление. — Передайте ей, чтобы она не спешила.
— Я передам это ее горничной, сэр, — с достоинством ответил дворецкий.
— Именно так. Когда леди почтит нас своим присутствием, подайте чай.
Дворецкий замялся, а потом сказал:
— Как прикажете, сэр, но графиня просила, чтобы чай не подавали до тех пор, пока сеанс не будет закончен. — Тут дворецкий сделал длительную паузу, чтобы продемонстрировать свое неодобрение. — Она очень на этом настаивала, сэр.
— О да, конечно, — несколько обескураженно сказал Тоуд. Он любил выпить чаю и знал, что его друзьям это тоже нравится. — Ну что ж, тогда…
Прендергаст благоразумно удалился.
Барсук, выслушав все, что было сказано, почувствовал прилив надежды и некоторое облегчение. Ясно, что дворецкому графиня не по вкусу. Хотя Барсуку и не хотелось возвращаться к войне с французами, он прекрасно знал, что, когда дело доходит до настоящей битвы, как Ватерлоо или Азенкур, далее несколько батальонов французских графинь будут совершенно бессильны против единственного взвода вышколенных английских дворецких. А в схватке один на один исход просто предрешен. Барсук, похоже, мог рассчитывать на могучего союзника в борьбе.
