— Чего дать?
— Денег дать. Чтобы он следствие рассыпал. Ему это — раз плюнуть. Тем более в твоем случае. Где все белыми нитками.
— Чтобы дать — надо иметь.
— Продай что-нибудь.
— Как я могу что-нибудь продать, когда я здесь сижу.
— Тоже верно. Ладно, не дрейфь, придумаем что-нибудь. Твое дело — плюнуть и растереть. Не то что мое.
— А тебя за что?
— Я дочь командира изнасиловал.
— Да ну?!
— А кто ее, проститутку, не насиловал? Разве только третий взвод. Потому что он постоянно в командировке. А козла отпущения решили сделать из меня.
— Почему из тебя?
— Потому что папаша узнал, что она беременна. И ухватил за зад первого попавшегося, который в это время на ней лежал.
— И что?
— А ничего. Сказал — или женись, или под трибунал!
— А ты?
— Лучше под трибунал! Я что, самоубийца, всю жизнь под ее папашей ходить? Там знаешь какое семейство? Лучше пять лет дисбата. В большеземельной тундре.
— Не повезло.
— Это точно. Тем более еще этот сын полка.
— А может — дочь полка?
— Может, и дочь. Один хрен — коллективное творчество…
Сокамерники замолчали. И снова заговорили только на второй день.
— Слушай, а ты верно ничего на сторону не продавал?
— Да верно.
— Жаль.
— Отчего жаль?
— Кабы продавал, ты на них наехать мог. Мол, так и так, если с нар не вытянете, настучу на всех. Чтобы по справедливости. Чтобы одному за всю компанию лямку не тянуть. А что, свободно! Кто захочет перед прокурором светиться? Вот тебе и деньги для следователя. Жалко, что ты не продавал.
— Вообще-то маленько продавал.
— Да ну? Кому?
— Да сам не знаю кому. Приезжал тут один. Просил. Я отдал несколько снарядов.
— Зачем они ему?
— Черт знает. Сказал, что комендором служил. Что под Новый год по пьяни салют решил устроить. Бабахнул из главного калибра в божий свет. Салют ему в принципе простили. Но требуют возместить расход снарядов. Говорят, выроди и скажи, что нашел. Вот он и нашел.
— Поди, заливает комендор?
— Может быть. Но он что сказал, то я и повторил.
— Нет, комендор в этом деле не помощник. Ему продали, он купил. И обратно в армию вернул. То есть откуда взял, туда и положил. Тут криминала нет. И денег нет. Вот кабы он их на сторону толкнул. Или кто-нибудь другой. Эти были бы заинтересованы. Эти бы землю рыли.
— Был такой.
— Ну?! Тоже салют надумал бабахнуть?
— Нет. Этот не салют. Только между нами.
— Какой базар?! Ни одна душа! Что я, ударник, что ли?
— Какой ударник?
— Который стучит. По барабану.
— Короче, пришел ко мне один мужик. Гражданский. Плюгавенький такой. С трехдюймовый снаряд без взрывателя. И говорит — ты, что ли, складом снарядов заведуешь? Я ему говорю — ну я. А он — заработать хочешь? А кто не хочет. Давай, говорит, я у тебя с ходу ящик снарядов куплю. А у меня как раз списанные боеприпасы были, которые замокли. Их один хрен выбрасывать, потому что никакими силами не реанимировать. Я их ему и впарил. А он через неделю является с претензиями. Ты, говорит, липу подсунул. Твои снаряды не стреляют. И главное, непонятно, как он в это врубился. Снаружи-то они вполне еще кондиционные. И, главное дело, говорит — я про эту твою проделку начальству сообщу. Или меняй товар на нормальный. Или — или. Я чуть полные штаны не наложил. Честное слово! Но делать нечего, сменил. А ему, видно, понравилось. Снова ко мне. И уже с деньгами! Говорит — раз эти смог списать, то и другие сможешь. И учит, как с накладными химичить. Причем так, чтобы ни одна комиссия носа не подточила. Говорит, полный верняк. Дело сто раз проверенное. Риска никакого, а навар — сумасшедший. Причем все так продумано, что действительно не подкопаться. С какого конца ни зайди. Я и согласился.
