Приглашенные из столицы консультанты невнятно бормотали что-то насчет мимикрии, то есть свойстве живых существ в случае опасности принимать форму и цвет окружающей их среды. Например, бабочка, заметившая близко от себя птицу… Возможно, что капрал…
Безуспешные поиски продолжались две недели. В армии начались нездоровые шатания. Поползли слухи, что капрал жив, что его нарочно упрятали в каземат с глаз долой…
Оправившийся от потрясения командующий, подождав день-другой, сказал:
— Слава богу!
Вызвал караульный взвод и с его помощью арестовал, разжаловал и отправил в штрафные когорты всех ставленников капрала. Многочисленных родственников капрала он собственноручно выволок за волосья из офицерской кухни и, надавав затрещин, отослал на рытье окопов. Капральскую мамашу публично объявил старой шлюхой, а самого капрала сыном шлюхи и негодяем, водившим за нос армию. Бронзовые бюсты капрала были спешно переплавлены в плевательницы, парадные портреты и биографические книги пущены на нужды армии. Звание капрала специальным приказом по армии было упразднено раз и навсегда. Капралы спешно спарывали лычки. Их попросту не стало.
Когорту, в рядах которой затерялся капрал, командующий отправил на разминирование нейтральной полосы, после чего остаток когорты — пятьдесят легионеров — был расформирован.
На том история с капралом и закончилась. А скоро и вовсе забылась…
А потом началась форменная чехарда.
* * *
— Я поеду на войну-у! Я хочу на войну! Я счас пой-ду-у! — капризничал император, стуча ножкой о пол.
— Ах, что вы такое говорите, ваше величество! — ахали офицеры генерального штаба и не пускали императора на войну. — Посмотрите, на улице холодно, дождик!
— Я хочу-у-у! — плакал император и отказывался за завтраком от манной каши.
— Взгляните, ваше величество, что мы вам принесли, — интриговали старшие офицеры и показывали спрятанных за спиной оловянных солдатиков.
На несколько минут лицо императора прояснялось. Он с увлечением возил и переставлял солдатиков по полу, отдавал строевые команды, пытался отгрызть солдатам оловянные головы. Но потом обиженно надувал губы, хлюпал сопливым носом и жаловался генералиссимусу на генералов:
— Они не пускают меня на войну! Я хочу на войну-у! Генералиссимус промокал аксельбантами императорские слезы и говорил:
— Ваше величество! Мы обязательно отправимся на войну! Поспим часик и непременно поедем. Ну не плачьте, ваше величество!
Император доверчиво смотрел на обвешанного знаками воинской доблести генералиссимуса.
