— Ваше величество…
Стемнело, едва выехали из Гатчины. В первых санях, рядом с Павлом и Марией Федоровной, — в расстегнутой шубе, не чувствуя холода, приник у облучка успевший вслед за Зубовым приехать и выложить наследнику россыпь дворцовых секретов Федор Ростопчин. Глухо шуршал под полозьями ноздреватый, таявший в полдень снег; тучи развоͮ»окло, и огромная голубоватая луна повисла над лесом. Трех верст не проехав, едва не столкнулись с вывернувшимися из-за леска санями. В последний миг сидящий в них пхнул в спину кучера, и тот свернул прямо в глубокий снег. На ходу сбрасывая шубу, ехавший — гвардейский офицер — выпрыгнул, подступил к остановившимся саням Павла:
— Государь…
Павел смотрел на него молча, пристально. Кашляющим шепотком, оборотясь, бросил Ростопчин:
— Что стоишь? Знаем, что во дворце. Поворачивай за нами! — И пхнул кучера локтем: — Трогай!
К городской заставе за ними подомчал целый поезд. Звенели не подвязанные бубенчики, где-то позади весело переругивались, плясало пламя фонарей. Не обращаясь ни к кому, Павел сронил негромко:
— А ведь ее не любили.
С крошечной своей свитой — приставшие в дороге, посланные и добровольные, гонцы поотстали — прошел он комнатами Зимнего, полными склоняющихся перед ним людей, помедлил мгновение у закрытой двери, за которой на простой кушетке — доктора запретили переносить — умирала Екатерина. Бросил через плечо:
— Цесаревичей — в угловой кабинет! — и открыл дверь.
…Грузное тело казалось слишком большим для кушетки. Императрица семь часов, с того момента как упала здесь, не открывала глаз, не говорила ни слова. Став на колено, Павел нагнулся к ее руке, бессильно вывернутой, коснулся щекой оплывшего запястья. Поднимаясь, выхватил взглядом из стоящих вокруг камер-пажа Аркадия Нелидова, жестом позвал за собой.
Несколькими минутами спустя, выйдя из углового кабинета, Нелидов так же молча указал на дверь Ростопчину. Тот стремительной, пружинистой походкой, полой едва не задев кушетку, устремился вперед.
Павел стоял у стола, вполоборота к окну; лунный свет высеребрил небритую щеку.
— Вели подать свечей. Архив весь здесь?
— Весь. Государь… в разборе бумаг очень помог бы статс-секретарь Безбородко.
Император остро, исподлобья поглядел на Ростопчина, кивнул медленно.
…Шестой раз поменяли свечи. Павел все чаще распрямлялся от стола, вдыхал жадно воздух с привкусом гари — сложенные как попало дрова в камине дымили. Лихорадочно перебирал бумаги Ростопчин, проглядывая каждый листок; Безбородко глянул пару раз искоса ему под руку, приподнял бровь. Сам он работал спокойно, методично, быстро раскидывая по стопкам знакомые дела. Все ящики бюро были открыты, блестел у самой двери, на ковре, большой фигурно вырезанный ключ, отброшенный сапогом Ростопчина. Стопки на столе кренились; две самые высокие Безбородко осторожно придвинул друг к другу, подровнял, мягко проведя ладонями снизу вверх, — и, уголком глаза приметив, как нагнулся Павел к нижнему ящику, подался в его сторону. Медленно распрямляясь, Павел отстранил от себя перевязанный черной лентой пакет, поднял взгляд на статс-секретаря матери. Тот опустил ресницы и тут же, увидев, как натянулась под дрожащими пальцами лента, мотнул быстро головой в сторону камина.
