— Ты лучше рот закрой. И пошел отсюда! Погоди. Выпить хочешь?
Побагровев, обер-полицмейстер вытянулся во фрунт, звякнул саблей:
— Извольте по форме доложить!
— По форме такое не доложишь. А скажу тебе вот что. Три года служу я за тех, кто сам того не может, будучи французской болезнью или певичками итальянскими обременен. Надоело. Потому пошел ты…
— Может быть, изволите все сказанное и в донесении изложить? — прозрачно усмехнулся Архаров.
— Непременно!
Бумагу напишет он тут же, отставку получит наутро. В Гатчине об этом узнают не позднее пятницы.
…Теперь Федор Васильевич ждал. Перебираться в столицу следовало с осени. При «молодом дворе» звание опального ему зачтется. Приезду Безбородко удивился мало, хоть особо близок с ним доселе не был — все теперь должно было идти иначе.
От крыльца, где Ростопчин встретил гостя, не спеша, перебрасываясь словом о дороге и ценах, останавливаясь против выставленной у окна английской терракоты и в оранжерее, прошли они едва ли не весь дом, до кабинета. А разговор вышел короток, словно все допреж решено и оставалось лишь пожать руки друг другу да уговориться о времени.
— Ранее нужды нет. А в конце августа я сделаю бумагу, готовьтесь ехать ко двору.
— Что же, Александр Андреевич, пусть. Дай вам Бог удачной дороги.
— Так не на край света.
* * *
Поутру действительный статский советник Дмитрий Прокофьевич Трощинский выпил две чашки крепкого, «екатерининского», кофе, сам растворил морозному ветру с Невского окно и велел подать почту в кабинет. До завтрака, за которым он обычно читал почту, предстояло поработать, крепко, как в былые дни, когда, бывало, успевал он натощак половину дневных дел кончить. Вот и теперь — когда встанешь из-за стола, Господи, веси.
В молодости, впрочем, заботы выпадали иные, сверху указанные, а теперь думать надо о своем, как выпутать доброго друга Завадовского из скандального дела о банковских недостачах. История тянулась третий месяц, государыня несколько раз справлялась, а тут еще немчик-кассир сбежал с. приличной суммой. Счета все давно проверены, теперь думать надо, как доклад составить, чтобы хуже не вышло. Денег в казне нет.
Подняв взгляд на застывшего у порога камердинера, Трощинский сбросил на нос очки:
— Не стой в двери! Говори, коли вошел, все одно помешал.
— Так я говорил его милости, что занят хозяин, а он — спроси, мол, примет, дело спешное.
— Кто?
— Его милость Резанов.
— Проводи.
Мысль все равно не шла, отвлечься — к лучшему, а в случай грех не верить.
