Огненное погребение | страница 16
В одной – кнопки, она пересыпает их в бутылку, в другой – иглы, она сыпет их туда же, в третьей – булавки. Пересыпав все из упаковок, она наливает в бутылку воду из другой бутылки, пластиковой.
ЛЮБА: Саша, остановись на минутку, за перекрестком.
САША: Не вопрос, Любасик, не вопрос.
Машина останавливается, Люба выходит. Зайдя в кусты, она садится на корточки, достает из сумки бутылку, отвинчивает пробку. Из сумки достает ручку Дыбенко и опускает ее в бутылку. Затем прокалывает себе палец иглой и выдавливает несколько капель крови в бутылку.
ЛЮБА (шепчет): На боль, на хворь, на проклятье, как иглы плоть рвут, так рви, болезнь, печень Павла, как соль рану ест, ешь, болезнь, сердце Павла, как вода кипит, кипи кровь в жилах Павла, на боль, на хворь, на проклятие.
Бутылка, которую Люба держит двумя руками, начинает дрожать. Вода мутнеет, пенится, потом закипает, бутылка светится холодным, призрачным светом. Люба вскакивает, начинает вращаться вокруг себя, бросает бутылку, как бросают диск в легкой атлетике, и, не озираясь, идет к машине. Бутылка вылетает из кустов и разбивается на перекрестке, поднимается легкое облачко пара. Люба садится в машину, там играет музыка, горит свет, Саша ничего не видел.
САША: Ну что, порядок? Поехали?
ЛЮБА: Поехали. Саша, а можешь музыку тише сделать? Спать хочу, умираю.
Люба ложится на заднее сиденье и неподвижно лежит с открытыми глазами, лицо ее бледнеет, стареет, приобретает изможденный вид.
Крым, дом Андрея, день.
Во дворе Андрей и Серый, его сосед. Они чинят забор, кое-как стягивают проволокой.
СЕРЫЙ: А лагеря там, блядь, страшные. Туда всех урок загнали, при Сталине, и всех политических.
АНДРЕЙ: А ты там чего делал?
СЕРЫЙ: Давай молоток. Я ж тебе сто раз рассказывал – работал там, по договору. Оргнабор, пятнадцать лет по Северам. Я когда оттуда ехал – тузом был. Семьдесят восемь тысяч рублей у меня было на сберкнижке. Четыре дома мог купить. Двухэтажных. А доехал – все сгорели, через месяц даже на мотоцикл не хватило.
АНДРЕЙ: Да, было такое. Выходит, зря пахал?
СЕРЫЙ: Месяц черный ходил, не жрал, не спал, пил только. Если б тогда народ поднялся – первым бы побежал хребты им ломить.
АНДРЕЙ: Кому – «им»?
СЕРЫЙ: Власти этой ебаной. Сельсовету.
АНДРЕЙ: Сельсовет у тебя деньги забрал?
СЕРЫЙ: А куда я, мужик, могу дотянуться? До сельсовета только.
АНДРЕЙ: Понятно. Вроде, стоит забор?
СЕРЫЙ: Постоит еще немного. Жаль, бляди, колхоз разогнали, теперь все покупать надо, доску – купи, гвоздь – купи. Я б тебе при колхозе за бутылку такой бы забор захуярил!
