— Видите, что будет с вами, если вы станете певицей.
— А что должно случиться?
Андерс нетерпеливо щелкнул пальцами.
— Вы будете одиноки. Везде.
— С Карриком я не была одинока. Он был отличный компаньоном.
— По специфической причине, не сомневаюсь, и не говоря уж… что я лезу не в свое дело.
Килашандра засмеялась.
— Мы делаем это взаимно, мой друг. И я все-таки не понимаю, чем виноваты хрустальные певцы.
— А кто говорит, что они виноваты?
— Ну, я не заметила, чтобы кто-нибудь с ними здоровался…
— И не заметите. Выродки, вот они кто. И всегда держатся, словно они выше всех.
— Каррик… — начала она, вспомнив, каким веселым он был.
— Может, он был еще на полпути к мании величия, когда вы познакомились с ним. Они меняются… и не в лучшую сторону.
— Может быть, они должны быть такими? — сказала она несколько резко, потому что непонятная настойчивость Андерса в утверждениях раздражала ее. — Факс сказал, что они прошли мощные физические и психологические тесты и тесты на пригодность. Принимаются только лучшие, так что они и должны быть выше обычных трудяг, с которыми вы сталкиваетесь повсюду.
— Вы не понимаете! Они совсем другие! — Андерс стал жестикулировать, стараясь объяснить.
— Я все равно не пойму, если вы не объясните мне, в чем дело.
— Ладно, — сказал Андерс, хватаясь за ее предложение, — сейчас я вам растолкую. Вон тот певец, в коричневом: как, по-вашему, сколько ему лет? И не глядите на них в упор — они могут оскорбиться, если разозлятся. Особенно, когда они только что вернулись из Рядов, как эти…
Килашандра взглянула на человека, одетого в коричневое, он был выше остальных, и лицо его было таким же притягательным, как у Каррика.
— Я бы сказала, что ему лет тридцать пять — сорок.
— Мне сорок, и я девятнадцать лет летаю этим курсом. И я знаю, что он уже был певцом по меньшей мере уже девяносто лет назад, потому что именно тогда его имя появилось в пассажирских списках моего корабля.
Килашандра бросила еще один осторожный взгляд на певца: трудно было поверить, что его возраст перевалил за столетие. Современная наука нейтрализует самые тяжелые разрушительные действия физической дегенерации, но…
— Итак, вас злит их вечная юность?
— Нет. Откровенно говоря, я не хотел бы жить более ста — ста двадцати лет. Дело не в том, что певцы дольше выглядят молодыми, хотя это, конечно, тоже кое-что… Существует иное различие.
— Какое же? Психологическое? Профессиональное? Физическое? Или финансовое?
— Видите ли, есть различия, которые мы, прочие, замечаем, ощущаем, чувствуем в певцах и негодуем! — Андерс воодушевился и даже стучал кулаком по ладони, чтобы подчеркнуть свои слова. — Что бы это ни было, оно навеки отделит вас от остального человечества. Неужели вы этого хотите?
