Ответ Дритцена подчеркивает веру в свое дело и в учителя: «Мы не можем потерять, не пройдет и года, как мы получим назад вложенные деньги и будем счастливы, если только господь не захочет послать нам страдание». Он говорит это уверенным тоном. Неприглядное сегодняшнее существование этого человека окрашено в привлекательные цвета надеждой на светлое будущее.
Аффектированная вера Дритцена только измененное отражение спокойной уверенности Гутенберга, прошедшего уже какой-то путь опыта и проверки своей идеи.
Вера Дритцена почерпнута там – в монастыре св. Арбогаста, где постоянно проводили время, ели и пили Дритцен и Гейльман.
Предполагаемая беседа Гутенберга с учеником
Ночь. Комната в доме Гутенберга. Слышен шум реки, которая протекает у самых стен. В комнате двое: мастер Иоган и Андрей Дритцен. Они много работали сегодня и теперь отдыхают за кружкой вина. Мастер пьет больше обычного – он расстроен. Оба молчат.
«Сколько раз, зная свой бешеный характер, свою необузданность, он говорил себе – это было в последний раз. Человек, мужая, приобретает уверенность и непоколебимое спокойствие, и вот опять неудача. Всему виной женщина, но не монах же он, чорт возьми! В жилах этого большого тела, силу и ловкость которого так радостно ощущать, бежит настоящая кровь, – кровь завоевателя.
И потом, он не позволит, чтобы посторонние люди совались в его дела, он проучит их всех, как проучил этого башмачника. Но суды ему надоели», – так думал Гутенберг и чувствовал обиду, огорчение и злость.
«Началось так: Анна обвинила его перед духовным судьей в том что он нарушил свое обещание жениться на ней. Может быть, он и права, но никто не может повелевать Гутенбергу, никто ему не указ.
Шоттен Лавель – этот башмачник – посмел явиться свидетелем на суд. Этого нельзя стерпеть. Он здорово обругал этого лжеца и негодяя. Снова жалоба, теперь уже в городской суд. Присудят к штрафу, а денег так мало, деньги нужны на дело».
Андрей молчит и опустил глаза. Этот мальчишка, конечно, все знает и чего доброго еще смеется над ним.
Вслух: Что ты молчишь, Андрей?
– Мастер, я думаю о твоем изобретении.
Гутенберг оживляется, можно в беседе забыть огорчения и обиды.
– Давай поговорим, помечтаем о будущем. Пусть неприглядность сегодняшнего нашего существования, ничтожество и бедности наши озарятся лучами величественного восхода нового светила, которое сейчас еще скрыто тенью. Мы, подготовляющие появление книгопечатания, пока единственные знаем, что оно действительно будет, но и мы не можем еще уяснить себе и малой доли его последствий.
